8
— Как у тебя язык повернулся такое ляпнуть? — укоризненно говорил Лоэгайрэ, когда они шли по тропинке над рекой. Вернее, по тропинке шел Лоэгайрэ, а Хальдор брел по колено в сырой траве и вымок уже основательно.
— А что я ему сказал?
— Что он зарос белой шерстью.
— Разве это оскорбление? Это же правда.
Лоэгайрэ остановился.
— Мало ли что правда. Знаешь, сколько он из-за этой шерсти натерпелся!
— Натерпелся? Он? Такое-то чудовище!
Гном тихонько вздохнул.
— Это он только так выглядит. На самом деле он еще подросток. У него только-только ломается голос.
Хальдор угрюмо посмотрел на свои насквозь промокшие башмаки.
— И чего же это крошка натерпелся?
— Из-за того, что он белый, племя изгнало его, — сказал гном. — А люди, понятное дело, не очень-то охотно приняли к себе дракона. Он только с этим парнем и смог тогда подружиться. Ну, теперь-то другое дело. Теперь мы все его любим. — Гном покосился на Хальдора. — Кстати, а откуда сбежал ты?
— Из Светлого Города, — мрачно ответил Хальдор.
— Ой-ой-ой, — издевательски протянул гном. — Какое пышное название. Это, что ли, та замшелая глухая стена, которая излучает столько скуки и злобы, что мухи дохнут?
Хальдор кивнул. Лоэгайрэ недоверчиво хмыкнул.
— Так стена же глухая.
— Не веришь — не надо, — обиделся Хальдор.
Гном еще раз смерил его взглядом.
— Да нет, по тебе как раз похоже, что ты из этого Светлого Города… Зануда…
Хальдор покачал в руке узелок и в задумчивости глянул с тропинки на реку. Лоэгайрэ быстро сообразил, какая несложная пакость зародилась в мозгах отрока, и сердито ударил его кулачком:
— Только попробуй бросить!
— И что будет?
— Увидишь! — проскрежетал гном. — Давай, топай.
Хальдор, наконец, не выдержал. Он схватил Лоэгайрэ за воротник, подтащил к себе, и негромко, но очень отчетливо произнес:
— А вот сейчас я тебе врежу.
— Не смей! — пискнул Лоэгайрэ и прикрыл глаза.
Хальдор, уже не помня себя от ярости, размахнулся и ударил маленького злыдня по скуле. Он был твердо уверен в том, что сейчас гном превратит его в какого-нибудь паука, но ему было все равно. Пусть превращает в паука, лишь бы только перестал над ним измываться. В конце концов, Хальдор — человек, и у него тоже есть своя гордость. Пусть изувеченная жизнью в Светлом Городе — но все-таки…
Лоэгайрэ прикрыл голову локтем и тихонько всхлипнул. Хальдор снова занес кулак:
— Будешь еще издеваться, ты, мелкий пакостник?
— Хальдор, хватит, — пробормотал гном.
— Еще разок — и тогда действительно хватит, — отечески пообещал Хальдор. — Чтобы лучше запомнилось.
За его спиной кто-то свистнул. Хальдор на мгновение разжал пальцы. Лоэгайрэ тут же вырвался из его рук и плаксиво крикнул:
— Дылда безмозглая!
Хальдор обернулся на свист. На тропинке стоял мальчик лет тринадцати, невысокий, худенький, темноволосый.
— Ты чего свистишь? — сердито спросил Хальдор.
Лоэгайрэ бросился к мальчишке с возмущенным криком:
— Господин барон, остановите произвол! Господин барон!
Хальдор приоткрыл рот. За свою жизнь он видел аристократов только два или три раза. Барон с серьезным лицом протянул к Лоэгайрэ руку и, взяв его за плечо, препроводил себе за спину. Хальдор сразу сник. Барон с любопытством окинул его взором. Зрелище было не слишком вдохновляющее. Все, что в квартале Желтые Камни вкладывалось в понятие «грязный простолюдин», было налицо: свалявшиеся светлые волосы, в беспорядке свисавшие на плечи, угрюмый взгляд, трусливый и наглый одновременно, тощая фигура в поношенном и не очень свежем одеянии.
— Где ты нашел его, Лоэгайрэ? — с искренним удивлением спросил барон.
— Случайно встретил, — объяснил гном. — Я… э… навестил избушку, а он там спал. Говорит, что он из Светлого Города.
Барон задумчиво просвистел три первых такта из чужеземной песни «Орленок, орленок», которую слышал с детства от матери. Хальдор тупо посмотрел на него — и вдруг его охватили тоска и злоба.
— Ну что вам всем нужно? — крикнул он, отступая назад и слегка приседая. — Людей не видели? Что пристали?
— А что ты кричишь? — спросил барон, взмахивая ресницами.
Хальдор дернул рукой.
— Да потому что все вы тут… — Он отвернулся и судорожно вздохнул.
— Лоэгайрэ, это ты его довел?
— А что я? — огрызнулся гном. — Он с самого начала был какой— то припадочный. Барон немного подумал и сказал:
— Может быть, его назад отправить? В Светлый Город?
— Нет! — крикнул Хальдор и бросился бежать.
— Стой! — закричал барон, давясь от смеха. — Ты куда?
Хальдор скатился под обрыв и сгинул. Барон махнул рукой.
— И правда припадочный. Ну и леший с ним. У тебя кофе еще остался, Лоэгайрэ? Гном перевел дыхание.
— Нет, ну каков негодяй! Разве нельзя было по-хорошему, словами… Полез в драку… Видит же, что я не могу с ним драться… Как вы думаете, господин барон, он не погибнет?
— Куда он денется? Есть захочет — придет. Так кофе у тебя остался?
— Остался, — нехотя ответил гном. — Вы знаете, господин барон, в последнее время у них там стало плохо с этим продуктом. То есть, я хочу сказать, что его там стало мало.
— Я разложу костер, а ты сбегай за кофе, хорошо? — невозмутимо предложил барон.
Лоэгайрэ пошевелил носком башмака стройный стебель подорожника и, подавленно вздохнув, пошел к своему дому, который располагался неподалеку, построенный между ветвей могучего дерева.
Барон набрал веток ольхи посуше, аккуратно сложил их и стал ждать Лоэгайрэ. Гном появился примерно через полчаса. Он деловито пыхтел. В руках у него лихо раскачивался котелок, на дне которого лежали скудные припасы. Барон зажег огонь и с котелком в руках спустился к реке.
День уже угасал. Яркие краски померкли, свет стал мягким и грустным. Барон разулся, закатал штаны и вошел в холодную воду, чтобы зачерпнуть не у самого берега.
— Хорошо, что маменька ваша не видит! — крикнул с обрыва Лоэгайрэ.
Барон выскочил на берег и торопливо обулся. Вскоре Лоэгайрэ услышал, как он с хрустом продирается через ольху. Они повесили котелок над огнем и в задумчивости принялись жевать хлеб, принесенный гномом из дома. Барон заметил, что хлеб черствый, вероятно, из корзинки, куда хозяйственный Лоэгайрэ складывает не самую первосортную еду, и усмехнулся. Лоэгайрэ хорошо понял значение этой усмешки и, чтобы избежать неприятных для него разговоров, быстро поинтересовался:
— Папенька ваш, вероятно, путешествует?
