удивился и огорчился. Они завтракали; Джабл попытался скрыть замешательство, принявшись вертеть салфетку.
– Да? Когда же?
– Мы едем сегодня.
– Мы? Ты хочешь сказать, что мы с Ларри и Дюком будем сами готовить себе обед?
– Я об этом подумал, – ответил Майк. – Мне нужен товарищ. Я еще не все знаю и часто делаю ошибки. Лучше всего отпусти со мной Джилл: она хочет дальше изучать марсианский язык. Если ты не можешь обойтись без женщин, отпусти Ларри или Дюка.
– Я еще имею право выбирать? – Конечно. Решение за тобой. («Вот ты и лгать выучился, сынок. Ведь для себя ты уже все решил, и мое слово ничего не изменит»).
– Пусть с тобой едет Джилл. И помните: мой дом – ваш дом.
– Мы знаем это и вернемся. И вновь разделим воду.
– Возвращайся, сынок.
– Хорошо, отец.
– Как ты сказал?
– Джабл, у марсиан нет слова «отец». Но я недавно понял, что ты – мой отец. И отец Джилл.
Джабл покосился на Джилл:
– М-м-м… Берегите себя, дети.
– Обязательно. Пойдем, Джилл.
Глава 26
Лекция по половому вопросу свелась к критике дарвинизма. Потом прошел парад красавиц, одетых в угоду цензуре, потом Бесстрашный Фентом прыгал с вышки, затем выступали маг, бородатая дама, глотатель огня и татуированная заклинательница змей. Она вышла под конец программы «совершенно голая, одетая лишь в экзотические рисунки. Кто найдет на ее теле ниже шеи хоть один квадратный дюйм свободного места, получит двадцать долларов».
Приз не достался никому. Миссис Пайвонски стояла совершенно голая на табурете, вокруг ножек которого ползало полтора десятка кобр. То, на что смотреть считалось непристойным, закрывал своим телом боа констриктор. Освещение было слабое.
Однако миссис Пайвонски вела честную игру. Ее покойный муж, большой мастер татуировки, держал в Сан-Педро ателье. Когда не было клиентов, супруги упражнялись друг на друге. В конце концов на теле Патриции Пайвонски не осталось ни кусочка белой кожи (исключение составляли только шея и лицо). Она гордилась тем, что была самой разукрашенной женщиной в мире, и считала мужа великим мастером своего дела.
Патриции Пайвонски удавалось общаться с жуликами и другими грешниками, и при этом хранить душевную чистоту. Ее и мужа принимал в лоно церкви сам Фостер; где бы она ни оказалась, везде считала своим долгом посетить местную церковь Нового Откровения. Сейчас она с большим удовольствие выступила бы без боа и при ярком освещении, потому что ее кожа была выдающимся произведением религиозного искусства. Когда они с Джорджем увидели свет веры, на теле Патриции оставалось около трех квадратных футов свободного места. На этой площади Джордж запечатлел славную жизнь отца Фостера. К сожалению, цензура требовала прикрывать места, на которых размещались священные картины. Она демонстрировала их в церквях на службах Счастья. Патриция не умела проповедовать или петь, но делала для утверждения веры все, что могла.
Выход Патриции был предпоследним в программе. Она собрала вещи и выглянула на арену из-за кулис. Там выступал маг, доктор Аполло. Он держал в руках несколько стальных колец и приглашал зрителей убедиться в том, что кольца сплошные. Потом попросил добровольцев держать кольца так, чтобы они перекрывали друг друга. Доктор притронулся волшебной палочкой к местам соприкосновения колец, и они срослись в крепкую цепь.
Ассистентка принесла ему целую кастрюлю с яйцами. Доктор Аполло принялся ими жонглировать. На него мало кто смотрел: всеобщее внимание привлекла помощница. Почти никто не заметил, что яйца по одному стали пропадать. Когда осталось последнее, доктор Аполло сказал:
– Куры нынче перестали нестись, – и бросил яйцо в толпу. Никто так и не понял, что оно не долетело.
Доктор Аполло вызвал на сцену мальчика.
– Я знаю, что ты обо мне думаешь, сынок. Ты считаешь, что я не настоящий волшебник. Вот тебе доллар за это. – Он вручил мальчику долларовую бумажку, которая тут же исчезла.
– Вот незадача! Держи еще один. И беги скорей домой, спать пора.
Мальчик убежал, зажав в кулаке доллар.
Маг нахмурился:
– Что будем делать дальше, мадам Мерлин?
Ассистентка что-то шепнула ему на ухо. Он покачал головой.
– Не при всех же!
Она шепнула что-то еще. Он вздохнул:
– Друзья, мадам Мерлин желает лечь в постель. Помогите ей, джентльмены!
Добровольцев оказалось более чем достаточно.
– Нет, нет, не все! Только те, кто служил в армии.
И таких было немало. Доктор Аполло выбрал из них двоих и послал под сцену за складной армейской кроватью.
– Смотрите на меня, мадам Мерлин. – Доктор начал делать пассы. – Спать, спать… вы засыпаете. Друзья, она впадает в транс… Джентльмены, кровать готова? Положите мадам в постель.
Прямую, как в столбняке, девушку опустили на кровать.
– Спасибо, джентльмены. – Маг взял волшебную палочку, висевшую все время в воздухе и указал ею на стол. С четырех шестов поднялась простыня и полетела к нему.
– Накройте мадам с головой. Нехорошо смотреть на человека, когда он спит. Спасибо, вы свободны. Мадам Мерлин, вы слышите меня?
– Да, доктор Аполло.
– Сон тянул вас к земле. Теперь вы становитесь легче. Вы спите на облаках. Вы плывете по воздуху. – Накрытое простыней тело поднялось над кроватью на фут. – Эй! Куда? Такой легкой становиться не надо!
В толпе кто-то громким шепотом объяснял:
– Когда ее накрыли простыней, она через потайной ход спустилась под сцену. А это – проволочный каркас. Он сейчас снимет простыню, и каркас сложится. Кто угодно так может.
Доктор Аполло проигнорировал реплику.
– Выше, мадам Мерлин, выше. Хватит.
Тело висело в шести футах над ареной.
– Каркас поднимается на стальном шесте, – продолжал тот же голос. Они его прикрывают углом простыни.
Доктор Аполло пригласил желающих убрать шест.
– Ей не нужны шесты, она спит на облаках. – Он обернулся к мадам и сделал вид, что прислушивается. – Громче, пожалуйста. О! Она говорит, что ей не нужна простыня.
– Сейчас каркас упадет.
Маг сдернул с мадам простыню, простыня исчезла, но этого никто не заметил: все смотрели на мадам Мерлин, спящую на облаках.
Зритель спросил у всезнайки:
– Где же шест?
– Ты не туда смотришь, – ответил тот, – они направляют свет так, что глаза слепит, и ты
