что она любит новые вещи, и поощрял ее к их приобретению, выбрасывая старые, надоевшие. Он делал бы так каждый день, если бы Джилл не запретила, сказав, что люди заметят и насторожатся.
– Спасибо, милый! Иди купаться.
Майк был уже голым; Джилл выразила надежду, что он не отправил вещи в перпендикулярное пространство, а разделся по-человечески: ее спутник равнодушно относился к покупке новой одежды. Он считал одежду средством защиты от окружающей среды, причем сам в такой защите необходимости не испытывал.
Они влезли в ванну. Джилл зачерпнула воду рукой, коснулась ее губами и предложила Майку. Это было не обязательно, просто Джилл приятно было напомнить о том, о чем Майк и без того помнил каждую секунду.
– Когда мы ехали в такси, я вспомнила, как ты раздел шерифа. Какой он был смешной!
– Смешной?
– Конечно.
– Где тут шутка? Объясни…
– Это не шутка… и я не могу объяснить.
– Я не увидел ничего смешного, – сказал Майк, – наоборот, от них исходило зло. И от шерифа, и от судьи. Я бы их самих отправил прочь, если бы не знал, что ты рассердишься.
– Майк, хороший мой, – она погладила его по щеке, – лучше было сделать так, как ты и сделал. Они это запомнят на всю жизнь. В их городе по крайней мере пятьдесят лет никого не будут судить за публичный показ обнаженного тела. Ладно, давай поговорим о чем-нибудь другом. Мне жаль, что наш номер провалился. Я столько сил вложила в сценарий… а я ведь не сценарист.
– Во всем виноват я, Джилл. Тим сказал правду: я не вник, чего хотят болваны. Но скоро вникну, потому что многому научился у цирковых.
– Мы уже не цирковые, не нужно больше называть людей болванами и даже публикой. Люди – это люди.
– Я вникаю, что они болваны.
– Ты прав, милый, но это невежливо.
– Ладно, буду называть их людьми.
– Ты придумал, что делать дальше?
– Нет еще. Придет время, я буду знать.
Джилл могла не беспокоиться: так оно и будет. Сделав первый самостоятельный выбор, Майк становился все увереннее и сильнее. Мальчик, которому было трудно удержать в руке пепельницу, превратился в мужчину, который одновременно держит на весу и ее, Джилл, и разные предметы. Джилл вспомнила, как однажды их грузовик завяз в грязи. Двадцать мужчин безуспешно пытались его вытащить. Подошел Майк, подтолкнул плечом (сделал вид), и колесо освободилось. Он был уже не так прост, чтобы демонстрировать свои чудеса открыто.
Смит наконец понял, что неодушевленному предмету – например, платью не нужно быть «недобрым», чтобы его можно было отправить в никуда. Для этого может существовать и другая причина, которую взрослый человек, а не птенец, определяет сам.
Каков будет следующий этап роста? Джилл было просто любопытно, она не беспокоилась: Майк такой положительный и благоразумный.
– Вот было бы здорово, если бы с нами сейчас оказались Энн, Доркас, Мириам! И Джабл с ребятами!
– Нужна большая ванна…
– И в этой поместились бы. Майк, когда мы поедем домой?
– Я вникаю, что скоро.
– По-марсиански или по-нашему «скоро»? Не сердись, понимаю – поедем, когда придет время. Кстати, тетя Пэтти обещала приехать «скоро». Ну-ка, намыль меня поживее. – Джилл встала, мыло выскочило из мыльницы, поерзало по ее телу и улеглось на место. Сама собой образовалась пена. – Ой! Щекотно!
– Тебя облить?
– Нет, я окунусь.
Джилл присела, встряхнулась и выскочила из ванны.
И вовремя: в дверь постучали.
– Вы готовы?
– Минутку, Пэт! – крикнула Джилл. – Майк, высуши, пожалуйста.
На Джилл не осталось ни капельки воды.
– Не забудь одеться: Пэтти у нас – леди, не то, что я.
– Не забуду.
Глава 27
Джилл накинула пеньюар и вышла в гостиную.
– Заходи, дорогая. Мы купались, Майк сейчас выйдет. Хочешь принять ванну?
– Можно, хотя я уже приняла душ. И потом, я не купаться к вам приехала. Мне жаль с вами расставаться.
– Мы еще вернемся, – Джилл готовила напитки. – Тим прав: нам с Майклом нужно доработать номер.
– У вас отличный номер. Ну разве что пару шуточек добавить… Привет, Смитти. – Она протянула ему руку в перчатке.
За пределами циркового городка миссис Пайвонски всегда ходила в перчатках и чулках. Она выглядела (да и была) респектабельной вдовой средних лет с хорошо сохранившейся фигурой.
– Я как раз говорила Джилл, что у вас хороший номер.
Майк улыбнулся:
– Оставь, Пэт. Номер безобразный.
– Что ты, милый. В нем нет изюминки, это правда. Добавьте две-три шутки, подберите Джилл более открытый наряд. У тебя превосходная фигура, милочка.
– Дело не в фигуре, – покачала головой Джилл.
– Я знала одного волшебника, который наряжал свою ассистентку в костюм конца девятнадцатого века. Даже туфель не было видно. А потом постепенно ее раздевал. Болванам очень нравилось. Не пойми меня превратно, все было очень пристойно. Когда номер заканчивался, на ней было столько же, сколько на тебе сейчас.
– Пэтти, я бы выступала голой, если бы за это не привлекли к ответственности.
– Ни в коем случае! Болваны устроили бы бунт. Но если у тебя есть фигура, ею нужно пользоваться. Чего бы стоила моя татуировка, если бы я не снимала с себя все, что можно?
– Кстати, об одежде, – вмешался Майк. – Кондиционер не работает, и тебе, наверное, жарко, Пэт? Если хочешь, можешь раздеться, мы здесь одни. На Майке был махровый халат; среди цирковых не считалось дурным тоном принимать гостей в таком виде. От жары он почти не страдал.
– Правда, Пэтти, – поддержала его Джилл, – я даже могу дать тебе халат. Не церемонься с друзьями.
– Не беспокойся, мне и так хорошо, – миссис Пайвонски продолжала рассказывать, думая, как бы подобраться к делу, то есть к религии. Ребята хорошие, почти созрели для обращения, которое она наметила на конец сезона. – Все дело в том, Смитти, что нужно понимать болванов. Если бы ты был настоящим волшебником – я не хочу сказать, что ты новичок, у тебя блестящая техника… – Джилл принесла тапочки, Патриция сняла чулки и засунула их в туфли. – Но болваны знают, что это не потому, что ты продал душу дьяволу. Техникой их не возьмешь. Ты когда-нибудь видел, чтобы глотатель огня выступал с хорошенькой девушкой? Нет, потому что она только испортила бы все. Болваны ведь ждут, когда он
