ветчину делаешь! Ладно, пока…
Оставшись один, санитар махнул рукой на дурацкую шутку британца (своеобразный, конечно, юмор у жителей островов) и отправился спать.
Посреди ночи его разбудил грохот: опрокинулась цинковая ванна.
Вслед за тем послышался плеск воды и странный перестук льда. Словно кто-то помешивал соломинкой коктейль в бокале.
— Великий Нгаа, бог моих предков, оборони от видений! — забормотал сторож.
К нему вернулись уже вроде отпустившие кошмары — оживающие мертвецы. Такое бывало с Таркуном в первые месяцы, как устроился сюда на работу. Наслушался баек пустомели Гая Юлия о том, что в подвалах древнего храма водится всякая мерзость. Все-таки владения бога подземного царства, хоть и давно уже оскверненные. И пошло-поехало… Что ни ночь, так и начинали мерещиться хороводы мертвецов. Еле тогда вылечился у местного знахаря, пошли Нгаа долгие годы Луцию Веру.
Промелькнула надежда, может, кто-то из нажравшихся дармовой спиртяги больничных санитаров забрел случайно в его заведение и теперь блуждает среди мертвых тел, не понимая, куда попал. Ну, и наткнулся на ванну в темноте.
Но дверь была заперта изнутри на железный засов, и на окнах решетки в палец толщиной.
— Изида и Митра, пронеси, нелегкая!!! Светлые боги, защитите! — взмолился старый Дерилл.
Минут пять он напряженно сидел, сжимая верный топор.
Прислушался — нечистая сила, видать, угомонилась. Если только ему не померещилось.
Что это он, в самом деле? Да тот, кого вчера привезли, сейчас, скорее всего, тихо и мирно лежит себе в холодной воде, чтоб не протух.
Пробормотав молитву всем богам, которых вспомнил, старый грешник выглянул из чуланчика.
В цинковом корыте было
Лишь мутноватая вода с ледышками.
А от емкости по вытертым каменным плитам пола шла почти высохшая цепочка следов.
Мокрых следов босых ног.
Таркун поглядел на зарешеченное окошко, за которым занимался рассвет.
Сомнений не было — какой-то идиот вздумал над ним пошутить.
Санитар бы простил неразумному его выходку, но, во-первых, был похищен подотчетный покойник, чье исчезновение придется как-то объяснять, во-вторых, имело место бессовестное издевательство над телом усопшего, каким бы никчемным человечишкой он ни был.
Перехватив топор поудобнее, Таркун вышел из мертвецкой и двинулся, ориентируясь по еще не высохшим следам. Они, как и предположил сторож, шли в сторону больничных задворок, где среди бурьяна и чахлых деревьев была импровизированная свалка всякого старья.
По всему выходило, что нечестивцы там и бросят мертвое тело, а сами, небось, где-нибудь усядутся и будут смотреть, как испуганный сторож ищет покойника в высокой траве.
Свернув к забору, Таркун остановился, хищно оскалившись.
Тела нигде видно не было, зато имелся похититель собственной персоной.
Этот тип в рваной одежде, надев телогрейку (и не побрезговал же), пытался неуклюже перебраться через забор.
Ну, ничего — старый мавр еще крепок и как-нибудь заставит эту свинью сперва отнести усопшего на его законное место. Куда он там его подевал? Затем придется вернуть какое-никакое, а казенное имущество. А потом настанет черед держать ответ перед вигилами за нарушение закона!
А как иначе? Дерилл уже на собственной шкуре убедился, что значит нарушение установленного богами и людьми порядка.
Оно, конечно, можно бы провинившемуся дать
Подкравшись сзади, Таркун хищно взревел, вцепился нахалу в плечо, рывком развернул, грозно занося топор. Лишь попугать, конечно…
Да так и застыл, точно идол великого Нгаа в их сельском храме, сгоревшем от шального снаряда.
На него смотрело размозженное лицо покойника с торчащими обломками костей и продавленным лбом.
Последнее, что услышал Дерилл, перед тем как потерять сознание, было хриплое:
Привлеченные криком санитары, сменявшиеся с дежурства, обнаружили у забора потерявшего сознание сторожа морга и свежего покойника.
Пришедший в себя Таркун лишь что-то бормотал насчет оживших мертвецов и пришедшего в Серапис зла.
Легкий спиртовой дух поначалу навел явившегося дежурного врача на нехорошие мысли, и он даже сгоряча хотел тут же уволить старика. Но потом смягчился.
Как-никак беженец и семья на руках. К тому же хоть и пил на работе, но все же спохватился и в последний момент помешал неведомым злоумышленникам похитить покойника.
А что сослепу да по темноте своей и глупости решил, что покойник ожил, — ну так что с него взять: мавр — он и есть мавр.
Ребенок умирал, и с этим ничего нельзя было поделать.
Он угасал буквально на глазах. С каждой минутой крохотная частичка жизни покидала измученное болезнью тельце.
А ведь еще каких-то полгода назад ничего не предвещало трагедии…
Зиму они провели в Тартессе.
Всей семьей.
Гордиан Захес решил наплевать на предстоящий показ очередной своей коллекции, на ряд выгодных заказов и таки вспомнить, что, помимо обязанностей главы крупнейшего в Галлии дома мод, у него есть не менее почетная обязанность pater familia.
В конце концов, от того, что Вероника Кастро вовремя не получит новое платье, а доминус Трималхион будет лишен возможности поглазеть на то, как дефилирует по подиуму его дочь Роксана Сабина, от скуки подавшаяся в модели, ничего не изменится. Мир не рухнет в тартарары.
А вот
Да, со стороны фамилия Захесов выглядела словно дорогущая хинская ваза эпохи Мин. Красавица-жена, сын-вундеркинд, он сам, успешный бизнесмен, творец, находящийся на пике славы. Фотографии в таблоидах, интервью, показы, приемы…
И за всем этим — ПУСТОТА.
Гордиан толком и не заметил, когда между ним и Поппеей пролегла трещина, со временем разросшаяся в овраг, а затем — до размеров пропасти.
И, боги свидетели, он того не хотел. Ведь любил же супругу безумно. Так что, бывало, ревновал ее к пяльцам, к телевизору, к книге. Что уж говорить о молодых хлыщах, вечно увивающихся стайкой назойливых комаров вокруг юной, богатой и ослепительно красивой брюнетки. Была б его воля, посадил бы жену под замок.
Потом, уже после рождения Валерия, он что-то и где-то упустил из виду. Наверное, слишком увлекся созданием империи для своего единственного и неповторимого наследника. Поппея потихоньку отошла на второй план, потом на третий…
