– А зачем? Какая разница, где он лежит?
– Мы тут в Долине ничего не меняем. Все здесь имеет свою причину, все лежит на своем месте.
– Я не знал, – сказал Гарион виновато.
– Теперь знаешь. Пойдем, положишь его на место.
Некоторое время они шли молча.
– Дедушка... – начал вдруг Гарион.
– Да?
– Когда я двигал камень, мне показалось, что я черпаю силу из всего окружающего. Как будто она отовсюду ко мне притекает. Это что-нибудь значит?
– Да, именно так оно и происходит, – объяснил Белгарат. – Когда мы что-либо двигаем, мы берем энергию из окружающего мира. Например, когда ты сжег Эшарака, ты собрал тепло из всего вокруг, из воздуха, из земли, из тех, кто был поблизости. Собрав отовсюду понемногу тепла, ты зажег огонь. Когда ты переворачивал камень, то черпал силу из всего окружающего.
– Я думал, это идет изнутри.
– Сила идет из нас, только когда мы что-нибудь создаем, – отвечал старик. – Для всего остального ее приходится заимствовать. Мы собираем ее понемногу оттуда и отсюда, чтобы потом направить в одну точку. Никто из нас не может вместить столько силы, сколько требуется даже для простейшего действия.
– Значит, когда кто-нибудь пробует что-либо рассоздать, происходит следующее, – сказал Гарион по наитию. – Он стягивает на себя всю силу, но не может выпустить, и тогда... – Гарион резко всплеснул руками.
Белгарат посмотрел на него пристально.
– Удивительный у тебя разум, мальчик. Ты с легкостью понимаешь сложнейшие вещи, но не можешь разобраться в самых простых. Вот и камень. – Он покачал головой. – Так не годится. Верни его на место и постарайся в этот раз не производить столько шума. Грохот, который ты поднял вчера, прокатился по всей Долине.
– Что мне делать? – спросил Гарион.
– Собери силу, – сказал ему Белгарат. – Черпай ее из всего вокруг.
Гарион попытался.
– Не из меня! – воскликнул старик.
Гарион исключил деда из поля своей досягаемости и принялся собирать силу. Через секунду-две он ощутил покалывание во всем теле и волосы его встали дыбом.
– Что теперь? – спросил он, сжимая зубы, чтобы не выпустить силу из себя.
– Обопрись обо все, что сзади, и толкай камень.
– Обо что мне опереться?
– Обо все – и о камень тоже. Это надо делать мгновенно.
– А меня... меня не раздавит?
– Напружинься.
– Побыстрее, дедушка, – сказал Гарион. – Мне кажется, меня сейчас разорвет.
– Держись. Ну, направь волю на камень и скажи слово.
Гарион выставил ладони.
– Толкайся, – приказал он. Сила полилась из него, в голове загрохотало.
С ответным грохотом камень заколебался и плавно откатился на прежнее место. Гарион вдруг почувствовал себя смертельно усталым и в изнеможении повалился на землю.
– «Толкайся»? – спросил Белгарат с сомнением.
– Ты велел сказать «толкайся».
– Я велел толкать. Я не велел говорить «толкайся».
– Ведь вышло же. Не все ли равно, что за слово я сказал?
– Это вопрос стиля, – со страдальческим видом пояснил старик. – «Толкайся» звучит как-то по детски.
Несмотря на слабость, Гарион рассмеялся.
– В конце концов, Гарион, мы должны поддерживать свое реноме, – величественно произнес старик. – Если мы начнем говорить «толкайся», «пшел», «катись прочь» и тому подобное, нас перестанут принимать всерьез.
Гарион хотел перестать смеяться, но не мог.
Возмущенный Белгарат отошел, бормоча себе под нос.
Когда они вернулись в лагерь, то увидели, что палатки собраны и лошади навьючены.
– Нам незачем больше задерживаться, – объяснила тетя Пол. – Остальные нас ждут. Удалось тебе хоть что-нибудь ему втолковать, отец?
Белгарат фыркнул, всем своим видом выражая неодобрение.
– Что, плохо?
– Потом объясню, – бросил он.
В отсутствие Гариона Се'Недра ласками, а также целой кучей яблок из общественного запаса довела жеребенка до восторженно-подобострастного состояния. Он без тени стыда ходил за ней по пятам, и в довольно отчужденном взгляде, которым он наградил Гариона, не было заметно никакого раскаяния.
– У него живот заболит, – упрекнул Гарион принцессу.
– Лошадям яблоки полезны, – весело ответила она.
– Скажи ей, Хеттар.
– Они не причинят ему вреда, – откликнулся горбоносый. – Таков общепринятый способ завоевать доверие молодой лошади.
Гарион попытался измыслить другое подходящее возражение, но не смог. Почему-то вид жеребенка, трущегося носом о Се'Недру, его оскорблял, хотя придраться действительно было не к чему.
– Кто эти другие, Белгарат? – спросил Силк, когда они тронулись в путь. – О которых говорила Полгара?
– Мои собратья, – отвечал старый чародей. – Повелитель сообщил им о нашем приезде.
– Сколько живу, слышу рассказы о братстве чародеев. Они и вправду такие?
– Боюсь, ты будешь несколько разочарован, – сказала тетя Пол натянуто. – Чародеи в большинстве своем – чудаковатые старики с кучей дурных привычек. Я выросла среди них, так что неплохо их знаю. – Она повернулась к дрозду, который, влюбленно распевая, опустился ей на плечо. – Да, – сказала она птице. – Мне это известно.
Гарион подъехал поближе к тете и прислушался к птичьему гомону. Сперва это был просто шум – милый, но совершенно невразумительный. Потом мало-помалу до него начали доходить обрывки фраз. Птица пела о гнездах, о маленьких пестрых яичках, о восходах, о всепоглощающей радости полета. И вдруг, словно уши у него внезапно открылись, Гарион начал понимать. Ласточки пели о полете и пении. Воробьи щебетали о припрятанных семенах. Ястреб, парящий в вышине, выкрикивал одинокий гимн ветру и яростной радости убийства. Гарион в благоговейном страхе вслушивался в мир слов, которыми внезапно наполнился воздух.
Тетя Пол посмотрела на него серьезно.
– Это начало, – сказала она, не входя в объяснения.
Мир, открывшийся Гариону, так его захватил, что он сперва и не заметил двух седовласых старцев, которые стояли под высоким деревом, поджидая отряд. Они были в одинаковых голубых одеяниях, оба с длинными волосами, оба чисто выбриты. Когда Гарион их увидел, ему показалось, что у него двоится в глазах, – такие они оказались одинаковые.
– Белгарат, брат наш, – сказал один, – сколько лет...
– ...сколько зим, – закончил другой.
– Белтира, – сказал Белгарат, – Белкира. – Он спешился и обнял близнецов.
– Милая крошка Полгара, – сказал один.
– Долина без тебя... – подхватил другой.
