ПЫЛЕСОС
'…и пусть ястребы Тель-Авива дышат в кислородные подушки Вашингтона.'
Я всегда очень верил нашим газетам, радио и телевидению. Вот по радио говорят: 'Невесело поют нынче соловьи в Булонском лесу' — значит невесело. Весело соловьи могут петь только в Нескучном саду.
Наши вообще очень удачно всегда долбали капиталистическую заграницу. И слова были изобретены специальные: мир чистогана, город желтого дьявола (это на золото намекают, которое у нас никто не любит), желтая — она же продажная — пресса.
Очень хорошо и красиво можно было сыграть на противопоставлениях: у нас — 'просторно раскинулись жилые микрорайоны', у них — 'дома теснятся в каменных джунглях'; у нас — 'счастливо трудятся', у них — 'изнывают под гнетом'; у нас — 'с каждым годом растет благосостояние трудящихся', они — 'прозябают в нищете'; мы — 'живем', они — 'ютятся или чего-то там влачат', кажется, 'свое жалкое существование'.
Еще с раннего детства хорошо помню такой шедевр газетной карикатуры. На портрете изображен тогдашний Секретарь Организации Объединенных Наций. Под портретом надпись — Дог Хаммаршельд. Около портрета стоят двое рабочих в комбинезонах и с молотками (видимо, во время обеда). И один говорит другому: 'Смотри. Пишется Даг, а читается наоборот'. Вот так — просто и элегантно — проклятый гад Хаммаршельд.
Еще даже совсем недавно в одной из центральных газет после огромной статьи о наших очередных победах я под рубрикой 'За рубежом' увидел такие строки: 'Этой зимой в США от холода погибло более 854 человек'.
От какого, к чертовой матери, холода?! Что, прямо на улице замерзли или простудились, а потом слегли? А точно ли более 854 или все-таки менее?
А специальная 'плохая' музыка? Многие, наверное, помнят киножурнал 'Иностранная кинохроника', который можно было смотреть без дикторского текста и с закрытыми глазами. Сначала шла веселая 'траляляшная' музыка. Это значило, что в Венгрии вошел в строй новый комбинат, потом звучали минорные аккорды — ну точно землетрясение в Англии или женский хор рвет душу — открываешь глаза: американские рабочие влачат…
Всю жизнь в конце декабря я слышу: 'В обстановке крайней напряженности встречают нынче на Западе Новый год'.
Видали, как? — нынче, — в течение десятков лет, а все — нынче.
На протяжении последнего времени, дня за три до 'Нового года' я усаживался перед телевизором, чтобы не упустить момент, когда Запад, находящийся постоянно в обстановке крайней напряженности, наконец-то лопнет. Но этого почему-то не происходило.
Позже у меня появился видеомагнитофон, и я стал записывать особенно выдающиеся 'шедевры' дикторского искусства. Я подчеркиваю, именно дикторского. Так как сами по себе демонстрируемые сюжеты совершенно невинны.
Судите сами. На экране изображается одна из центральных улиц какого-то западного города. От дома к дому протянуты пышные гирлянды. Улыбающиеся прохожие, отягощенные красочными пакетами, спешат по своим делам, сверкают разноцветными огнями празднично украшенные витрины.
Дикторский текст: 'Ничто не напоминает нынче (опять нынче) в Лондоне о Новом годе'.
Ну, конечно же, ничто; ведь за границей праздники не празднуют, а стараются 'хотя бы ненадолго отвлечься от повседневных проблем'.
Следующий сюжет. Показывается ирландская группа 'Ю ту', выступающая в небольшом клубе, а затем улыбающаяся женщина, которая моет окно.
Текст: 'Не сразу пришел успех к молодым талантливым музыкантам. Раньше они играли в рабочих кварталах, но не всем повезло так, как им, — некоторые вынуждены сами зарабатывать себе на хлеб'. ('Некоторые' — это, наверно, про бабу и окно).
И последнее. В Нью-Йорке — Рождественская неделя, кругом клоуны, 'Микки маусы'. На углу стоит веселый Дед-Мороз, останавливает каждого прохожего, поздравляет и вручает маленький пакетик. Люди разворачивают, и многие сильно радуются.
Диктор (с нескрываемым презрением и уничтожающим сарказмом): 'А вот и американский Дед-Мороз — Санта-Клаус — , но он дарит прохожим далеко не подарки, а всего лишь лотерейные билеты. Не многие выиграют в эту Новогоднюю лотерею'.
Последние два года нашим средством массовой информации стало как-то уже не до лотерейных билетов Санта-Клауса, и я боюсь (к моей радости), что моя видеоколлекция телесюжетов так и останется неполной. Нет-нет, да и прозвучат иногда слова 'влачат' и 'прозябают', но относится это уже не к Западу а к нам, что в общем-то не так уж и смешно.
Все это довольно длинное вступление к рассказу о пребывании 'Машины' в США в 1988 году призвано показать, какими примерно сведениями, почерпнутыми из газет, ЦТ и т. д., я располагал об 'их жизни и нравах' перед поездкой в эту страну.
Нет, я, конечно, не уподоблялся 'мистерам Твистерам', считающим, что по Москве медведи бродят, но был искренне удивлен, не увидев на каждом шагу в Штатах горящих костров Ку-Клукс-Клана и валяющихся где ни попадя бездомных, которые 'вынуждены сами зарабатывать себе на хлеб'.
Если говорить серьезно, то мы действительно знали и знаем об Америке гораздо больше, нежели американцы о нас. Мы ведь черпали информацию из видеофильмов, из музыкальных программ, а они в основном от своей 'желтой прессы'.
Раньше по инициативе наших газет неоднократно проводились интервью со случайными людьми в центре Москвы и Нью-Йорка. И что же?
Наш бравый рабочий-комсомолец толково объяснил въедливым американским корреспондентам территориально-политическое деление США и климатические особенности различных зон, а ненароком попавшийся нашим журналистам в Нью-Йорке болван профессор из 15-ти республик назвал только три: Москву, Сибирь и Волгу. Что и говорит о высоком культурном уровне среднего советского человека, каким я себя и считаю.
