голову, когда Нюта еще не очнулась!
Но эта чепуха имела какое-то отношение к тому, что происходило в нашей жизни. Больше того — она перекликалась с моим повторяющимся сном, главный смысл которого вновь выходил на первое место. Быть иль не быть, выживет — не выживет, надежда или конец — это относилось и к Нюте, и к Валькиной разлуке с Садиком, и ко мне самой, все еще не определившейся в жизни, парящей меж небом и землей... И вообще ко всему миру, где происходят трагедии, но есть в то же время героизм — хотя бы поступок одноногого бомжа, доставившего к нам Нюту, или бабы Тоси, не побоявшейся встать на защиту внучки. Кто победит, добро или зло? Выживет — не выживет?..
— Смотри, она глазки открыла! — шепотом воскликнула мама.
17
Когда Тамара Федоровна возвращалась домой с ночного дежурства, около подъезда стояла машина «Скорой помощи». В голове тут же возникла беспокойная мысль: не с матерью ли чего? Она вроде крепкая, но все-таки восемьдесят девять лет! Вдруг с сердцем плохо? Или доченька учудила какую-нибудь штуку: может напилась до полусмерти и — кто ее знает! — вены себе порезала. Последнее время от нее всего можно ожидать. Вот так и живи, вздохнула про себя Тамара Федоровна, так и коротай время со старухой-матерью да с пьяной дурой, которой неизвестно что в голову взбредет.
Во дворе было не метено, хотя Мальвина с седьмого этажа обычно вставала рано. Вот тоже история — девчонка нормально училась, во всяком случае, получше ее тупицы Вальки. Однако Валька после школы устроилась в фирму на большую зарплату и, если бы не вела себя как дурочка, могла бы стать обеспеченным человеком. А Мальвина пошла в дворники, так и метет перед домом из года в год да шваброй в подъезде шаркает... И чего только мать ее смотрит!
Свою собственную дочку Тамара Федоровна все время старалась наставить на путь. Сперва добром, потом перешла на попреки — и все как о стенку горох! Улыбнулась ей раз в жизни удача, влюбился в нее богатый мужик. Тут, если с умом действовать, можно много пользы извлечь — а она родила, дура, ребенка и потом отдала его просто так, ничего взамен не потребовав. Нет, конечно, лучше бы малыш жил дома, Тамара Федоровна тоже помогла бы его растить, ведь это ее внук. Но если бы да кабы... Раз уж так оно все повернулось, можно было взять с Рауля отступного. Все равно ведь ребенка не вернешь — а Рауль бы дал, если как следует попросить. Правда, он и теперь приносит им деньги, вон ремонт за свой счет сделал. Но все до поры до времени, пока еще Валька как женщина что-то из себя представляет. А вот когда сопьется с круга, тут он ее и бросит, разве что милостыню порой подаст. Тем более, характер у доченьки не сахар, только раздражать может солидного человека. «Чтоб больше о Рауле никто здесь не упоминал!» А на что ты пить будешь, на бабкину пенсию? Или мать должна всю жизнь вкалывать как ишак?
Тамаре Федоровне было жаль себя. Вот так и встречай собственную старость, с матерью-старухой да дочкой-пьяницей... А между прочим, сама она тоже еще хочет пожить — порадоваться, пока не станет совсем уж поздно. В ее возрасте многие личную жизнь устраивают, особенно если в молодости не удалось хорошо пожить. Она, Тамара Федоровна, достойна этого больше других: все признают, что она стильно одевается, у ней всегда волосы покрашены, свежий маникюр, высокие каблуки, хотя и нелегко целый день на них протоптаться. Это девчонкам легко, а не взрослой женщине. Но она терпела, лишь бы исполнилась ее заветная мечта. И вот — до сих пор одна, словно заговоренная!
Иногда Тамаре Федоровне казалось, что это все из-за ее домашних, бабки и дочери. Она тратит на них нервы, а собственная жизнь уходит — последние годы, когда возможно счастье. Вот сейчас придет Тамара Федоровна домой, надо Вальку вразумлять, чтобы не бросала Рауля. Бабка в таких делах не помощница: обычно молчит-молчит, уж досада возьмет на нее, что все молчит. А она тут как раз и выдаст что-либо такое, от чего девка еще больше с толку собьется. И опять досада берет на бабку — зачем рот открыла, молчала б себе и дальше... .
Тамара Федоровна обогнула машину «Скорой помощи» с левой стороны, чтобы отвести беду, и вошла в подъезд. Лифт поднял ее на четвертый этаж, ключи она достала из сумочки чуть раньше... Но не успела открыть, как дверь перед ней распахнулась. На пороге стоял немолодой, но очень интересный мужик, как раз того типа, который нравился Тамаре Федоровне. Не столь красивый, сколько складный и собранный: видно, что не глуп, и сила в нем есть, и норов, как мужику полагается. А что немолод, так ведь и она не девчонка, по возрасту они как раз друг другу подходят. Цепкий взгляд Тамары Федоровны заметил и то, что незнакомец неухожен — в какой-то скверной затертой водолазке, по которой стиральная машина плачет, в сто лет не глаженых штанах. Но это еще не беда — подумаешь, штаны не глажены! Было бы что внутри, а выгладить недолго...
— Проходите, пожалуйста... Вы, наверное, дочка бабы Тоси?
— Да... — испугалась она, вспомнив о «Скорой помощи» у подъезда. — А что случилось?
— Не беспокойтесь, ничего особенного. — «Если не считать особенным нахождение в квартире заложника», — мысленно добавил Леонид Сергеевич.
— Ну и слава Богу! Тогда я, с вашего разрешения, войду. Меня зовут Тамара.
— Здравствуйте, — вежливо и слегка смущенно поклонился гость (Тамаре Федоровне как раз нравился у сильных мужиков такой тон — вежливый и слегка смущенный). — Леонид. Проходите,
