Но беда в том, что каждая новостройка делает прилегающий к ней район улицы непроходимым и непроездным.
На каждой стройке заняты десятки, иногда сотни пеших и конных рабочих, и все они считают, что улица находится в их исключительном пользовании. Они держат себя около построек, как гунны в завоеванной стране, решительно не желают считаться ни с чьими интересами.
Улицы загромождаются десятками подвод, не оставляющими проезда извозчикам, а на требование освободить дорогу раздается такая «словесность», что нужно зажимать уши.
К великому моему несчастью, мне ежедневно приходится проезжать мимо нескольких построек и ежедневно же испытывать всю прелесть столкновений с гуннами, именующимися в Москве строительными рабочими. Дошло до того, что я просто с ужасом выхожу из дома, потому что заранее знаю о предстоящем удовольствии выслушивать ругань между моим извозчиком и ломовыми, загромоздившими всю улицу и не дающими возможности проехать. О ежедневной потере нескольких минут времени я уже не говорю».
Обыватели, вынужденные оставаться в городе, стоически мирились с неудобствами, а счастливчики, обосновавшиеся на дачах, наслаждались подмосковной природой. Занятия дачников былых времен, как нам кажется, не требуют подробных описаний. Понятно, что это были прогулки по окрестностям, сбор ягод и грибов, купание, катание на лодках и велосипедах.
Журналисты-обозреватели дачных сезонов отмечали, что среди москвичей периодически возникали различные массовые увлечения под девизом «А чем мы хуже соседей!». Скажем, стоило кому-нибудь разбить перед своей дачей какую– нибудь особо пышную клумбу, как тут же возникала самая настоящая эпидемия устройства цветников. Тем более что сделать это было не сложно – по заказам публики садовники-профессионалы высаживали в клумбы готовую рассаду в горшках-летниках, стоивших копейки.
В начале XX века наблюдалась «велосипедная эпидемия». Местностью, наиболее приспособленной для поездок на «бициклетах» – так в то время называли двухколесные машины, – считался Петровский парк. Побродив по его дорожкам, литератор А. А. Осипов поделился с читателями «Московского листка» своими наблюдениями:
«Однообразное мелькание экипажей скоро надоедает и, оставив круг, вы пройдете к памятнику Екатерине, где продолжают резвиться дети. Изображение „Жены Великой“ перед дворцом красиво и оригинально. Минуя его, спуститесь по одной из дорожек к шоссе, оставив за собой полукруг Петровского дворца, и на вас сразу пахнет совершенно другою жизнью. Там, сзади, скучающая традиционная Москва, здесь – веселая молодежь, быстро мчащаяся по прямой, как стрела, велосипедной дорожке. Сотни, тысячи велосипедистов несутся из Москвы в парк, к Всехсвятскому.
Отдохнув немного около станции велосипедных обществ, велосипедисты пускаются в обратный путь. Конечною целью их являются ресторанчики, где, бросив своих стальных коней, они обсуждают вопросы велосипедного спорта. Кавалеры, дамы в широких шароварах сидят за столиками и весело болтают, спорят о преимуществах одной системы велосипеда перед другой, доказывают необходимость свободного колеса и тут же проектируют дальние экскурсии.
– Однако, господа, пора двигаться! – говорит кто-нибудь.
– И в самом деле! А то темно будет!
– А фонари на что?
Зажигают фонари, и по потемневшей дорожке мелькают светляки».
В 1913 году, как отмечалось в обзорах городской жизни, тон в Петровском парке задавали «спортсмены» уже иного толка – завсегдатаи располагавшегося поблизости ипподрома. Зато в Сокольниках спорт расцвел пышным цветом: «...футбол, лаун-теннис, все модные игры имеют верных адептов среди местной молодежи. Веселым роем проносятся легкие велосипеды по идеальным дорожкам, устраиваются импровизированные гонки и пыхтят мотоциклетки».
Остается добавить, что в дореволюционное время велосипед-тандем острословы называли «ловушкой для женихов»: мол, летней порой покатается девица с кавалером, а осенью, глядишь, свадьба.
Впрочем, «дачные» романы завязывались не только на велосипедных дорожках. Важным подспорьем в этом деле служил так называемый «круг» – место, где проходили увеселения. Там устраивались выступления музыкантов и время от времени проводились балы, на которых молодежь могла всласть потанцевать. Сокольнический «круг», где собирались «сливки» московского общества, для купчих, имевших дочек на выданье, был одним из самых привлекательных мест.
А вот Богородский «круг» запомнился Н. М. Щапову, как «голая, утоптанная ногами, огороженная забором площадка с эстрадой для оркестра, галереей от дождя и двумя-тремя торговыми палатками».
В некоторых дачных поселках давали спектакли «летние» театральные труппы.
В них не блистали артисты первой величины, но порой их игра вызывала высокие оценки. Описывая историю дачного театра в Богородском, В. А. Бессонов приводит оценку «летних» театров, сделанную А. А. Блоком: «Это тоже целый мир, в котором кипит своя разнообразная жизнь, и что здесь – среди жестоких нравов, диких понятий, волчьих отношений – можно встретить иногда такие драгоценные блестки дарований, такие искры искусства, за которые иной раз отдашь с радостью длинные „серьезные“ вечера, проведенные в образцовых и мертвых театрах столицы»[101].
Однако чаще всего отзывы о постановках на «дачных» сценах носили критический характер. Особенно доставалось любительским спектаклям, поставленным силами самих дачников и служившим скорее средством от скуки, чем образцами высокого искусства.
По поводу откровенно халтурных сценических работ Бессонов цитирует московский журнал «Развлечение»:
В том же ключе однажды выразился литератор А. С. Грузинский (Лазарев): «...в дачных местностях неспокойно, по слухам, свирепствуют шайки любителей драматического искусства и, нападая на мирных дачников, отнимают у них кошельки, выдавая взамен билеты для входа на любительские спектакли».
Кроме «дачных» романов и «дачных» театров, в литературе на темы летнего сезона обязательно фигурировали «дачные» мужья. Его типичный портрет обычно выглядел так: затурканный женой господин, который каждый вечер, обремененный огромным количеством свертков, едет на дачу. По дороге он лихорадочно сверяет покупки с длинным списком заказов от домочадцев. Рано утром ему приходится снова отправляться в Москву на службу.
На долю этих бедолаг выпадало самое большое испытание – постоянное курсирование между городом и деревней. И по большей части средством передвижения у них был поезд, опять же именовавшийся «дачным» и вызывавший у пассажиров массу нареканий. Например, в 1900 году прозвучали жалобы на то, что в ночное время на станции Химки касса постоянно закрыта, а кондукторы под разными предлогами отказывались продавать билеты севшим на поезд пассажирам. Из-за этого публике приходилось ехать «зайцами» и платить штрафы при появлении контролеров.
О прочих «прелестях» поездок за город по железной дороге говорится в стихотворении «Дачные поезда»:
Не прошел мимо общественно значимой темы и «Дядя Гиляй». Его фельетон «Полминуты» был посвящен правилам, введенным в 1913 году на московских железных дорогах. Видимо, кто-то из первых лиц, вдохновленный заграничными порядками, повелел установить время стоянки дачных поездов не более
