Вон там гигантская черная наковальня, из нее бьют в землю зигзаги молний.
Горы, моря, разветвляющиеся серебристые реки, протекающие справа и слева. Пустыни — и желтая, и красная. За изгибом земли, на дне котелка, висел белый туман. Дальше новые ландшафты, крошечные, как игрушки, зеленые, белые, серые, и горы под солнцем.
Пеллюсидар[64], подумал я, или мир, который я придумал, но так и не описал в книге о пространственно-временной колеснице Джаггернаута. И если Бог не соврал, где-то в нем сейчас просыпаются все.
Где-то пробуждается царь Кемта, смотрит в небо и выкликает имя Атона[66].
Еще где-то просыпается грешник и гадает, куда они запрятали озеро кипящей крови.
Я поднялся на ноги, отряхнул с голого зада стебельки травы, пошевелил пальцами в прохладной мураве и задумался, нет ли поблизости Данте, дивящегося, почему в аду так много итальянцев.
Там были деревья, высокие тонкие штуковины с серыми чешуйчатыми стволами, окруженные ковром бурых сосновых иголок, и стоило мне поднять глаза, как появились двое, мужчина и женщина, оба очень худые. Она была рыжая, он с тонкими каштановыми волосами и скульптурнокурчавой каштановой бородой. И при виде меня они замахали руками, спеша навстречу.
— Скотт! Скотти!
Одно имя прокричала женщина, другое мужчина.
Как я ни сопротивлялся, взгляд притягивало к ее лобку, и от этого она застенчиво улыбнулась. Он тоже.
— Кэти. Бен.
Он сказал:
— Это ты чертовски здорово придумал.
— Рад, что вам понравилось. Гм…
Он засмеялся:
— Было совсем не так плохо, как я ожидал. Ты знаешь, мы продержались почти до конца.
Во мне шевельнулось чувство вины, когда я вспомнил, как послал его умирать. И все зря. Я мог бы сказать ему захватить Кэти и возвращаться с ней. Но не сказал. Так чем же я отличаюсь от Поли? Разве Бен не был мне другом? И Кэти, с ее чудесной маленькой штучкой.
— Я… гм, я надеюсь, вам не слишком плохо пришлось. То есть…
Кэти сказала:
— Все довольно просто, если у тебя достаточно секонала.[67] — И рассмеялась в ответ на мой взгляд. — Знаешь, мы с Беном проснулись вместе. Он мне сказал, что вы с Конни…
Я покачал головой:
— Мы прошли через это вместе. А потом…
На лице Бена лежала тень, какой бы солнечной ни выглядела Кэти. И конечно, для них конец наступил только что, домашние хлопоты остались всего в нескольких минутах позади. Только посмотреть на них. Неразлучная парочка.
А где-то там… Конни? Лара? Я…
Оба они с любопытством уставились мне через плечо. Обернувшись, я увидел нагую кудрявую черноволосую женщину, улыбающуюся так, как и следовало ожидать. И она сказала:
— Так вот моя награда в будущей жизни?
Какая улыбка!
Вряд ли она ожидала, что я на нее наскочу, чуть не сбив с ног от восторга. Она оттолкнула меня со смехом, вытерла губы.
— Боже! Успокойся!
Кэти за моей спиной усмехнулась:
— Ого! Не теряй времени, Скотт. Тебе знакома эта обнаженная красотка?
К его чести, обнаженный Мелликан даже покраснел. Когда я представил всех друг другу, Кэти оглядела Мэриэнн с головы до ног, по-женски задержав взгляд на груди, и сказала:
— Привет. Скоро объявится Конии, мы сможем сравнить впечатления, — тем указав Мэриэнн на ее место.
Та глянула на меня, прикусив губу, криво усмехнулась и пожала плечами. Я ощутил, как что-то холодное прошлось у меня по спине, яички немного поджались. Я снова уставился вниз, на сверкающее море под холмом. Повсюду из кустов выходили люди, перекликались между собой.
Там внизу, наверно не слишком далеко, симпатичная блондинка разглядывала свое правое запястье и гадала, что же она, черт возьми, сделала не так. Что бы я сказал, столкнувшись с ней?
Где-то поблизости, прямо за деревьями, затрубил слон, и мы услышали полный ужаса человеческий крик. Милликан обернулся на шум, потом, через плечо, на меня:
— Кажется, я плохо слушал речи богов. Они ничего не говорили насчет зверей?
Боги? Выходит, не мне одному сказано, где мы? Я сказал:
— У тебя симпатичный зад, Бен.
Он странно покосился на меня и опять повернулся к лесу. Чертов слон был виден как большая серая тень, проламывающаяся сквозь сосняк, круша деревья, размахивая во все стороны хоботом. Перед ним мчался в нашу сторону толстый белый мужчина. Он то и дело оглядывался через плечо, вопил, спотыкался и падал, поднимался и спотыкался снова.
Мэриэнн сказала:
— Деревья пришли на небеса вместе с нами, почему бы и не слоны?
Я обнял ее за талию и сказал:
— Пока ты здесь, подробности не имеют значения.
Она извернулась в моих руках, чтобы заглянуть мне в лицо. Я вздумал попятиться и вдруг осознал, что дальнозоркость, нараставшая у меня на четвертом и пятом десятке, пропала.
Она сказала:
— Даже если Конни появится и передумает?
Я улыбнулся:
— Особенно тогда.
Этот спокойный строгий взгляд.
— А что с другой?
Я набрал в грудь воздуху:
— Лара, когда резала бритвой запястье, знала, кто найдет ее утром. У меня было двадцать лет, чтобы это обдумать.
Медленный кивок.
— У меня тоже есть прошлое. Ты никогда не расспрашивал.
— Если это важно, ты мне расскажешь. А пока… смотри! — Свободной рукой я указал вниз, в отступающий туман. — Все и вся, кто когда-то существовал, были там, в этой долине. Мы…
Толстяк вывалился из-за деревьев, все еще оглядываясь, хотя слон, видимо, отказался от погони, запутался в поваленных стволах. Я махнул рукой:
— Поли! Там!
Мэриэнн прижалась к моему уху и шепнула:
— Помалкивай. Может, он не заметит.
Он побежал прямо через откос к холму, снова запнулся, замедлил бег, перешел на шаг. Немного не дойдя до крутого подъема, ведущего к нам четверым, он свернул, пробежал вдоль подножия и снова повернул от нас.
Пыхтя. Пыхтя и задыхаясь.
Он вдруг завопил:
— Джулия! Джулия, постой!
