Флавии случилась горячка, которую она не пережила… С тех пор женщины долго в его постели не задерживались…
Но сегодня все изменилось. Это свалилось как чума, как наваждение, с которым совершенно невозможно справиться. Поразившая воображение дама сейчас совсем рядом, и в то же время так далека и недоступна.
Ральф до боли в ушах прислушивался к звукам за стеной, шорохам, словам. Хотел уловить обрывки фраз, плеск воды, которую в медном тазу, кряхтя, несла служанка. Пытался представить ту, которая сейчас в нем моется.
Выгнав из комнаты слуг, терся о стену, словно лурь на нересте о подводные камни. Прикладывал к ней ухо, чтобы лучше слышать. Словом, вел себя, как умалишенный.
Наконец, у самого пола, возле ножки стола, нашел слабо прибитую доску. Вставив меч, стараясь не шуметь, расширил щель. Не боясь замарать дорогой камзол, лег на живот, припал к ней глазом. Но, кроме движения смутных теней, ничего не различал. Зато слышимость значительно улучшилась. Сквозь плеск воды доносились женские голоса.
- О Создатель, как Вы хороши!
Последовал звон пощечины и жалобный вскрик.
- Не смей, дуреха! Не смей при мне поминать его имени!
Щеку Ральфа защекотали когтистые лапки насекомого, затем обожгла боль. Смахнув гада с лица, и с трудом сдержавшись, что бы не крикнуть, он резко поднял голову, сильно ударившись затылком об угол стола, заскрипел зубами. На глаза невольно навернулась слеза.
Когда вновь обрел способность видеть, мохнатый паук-сухожил уже почти скрылся в темном углу за припавшей пылью паутиной. Ральф с наслаждением раздавил обидчика. Его укус хоть и весьма болезненный, но особой угрозы не представлял. До утра не останется и следа. С одной стороны, он даже должен быть ему благодарен: боль заставила отвлечься, позволила немного придти в себя.
Щупая выросший на затылке болезненный рог и наморщив нос, подошел к столу, налил из кувшина в глиняную кружку до самых краев вина, с жадностью выпил. Переведя дух, утер губы рукавом. Зажмурясь от удовольствия, присел на табурет. Взглянул на щель в стене. Немного поколебавшись, снова лег на пол и приставил к ней ухо.
На этот раз, один из двух голосов принадлежал мужчине.
- …Вы еще прекрасней, чем мне показалось вначале…
- Как Вам удалось пройти? Ведь у дверей стража.
- Золото отворяет самые надежные запоры и закрывает самые болтливые рты…
- Вы не представляете, насколько сильно рискуете. Если Вас здесь застанут…
- Я никого не боюсь… Если нужно, то сумею постоять за себя.
- Не перебивайте даму, это не учтиво! Кроме того, Вы ставите под удар и меня!
- Кто Вы? Как очутились в караване Закира?
Женщина ничего не ответила.
- Жена? Наложница? Пленница? - продолжал вопрошать взволнованный голос. - Верьте! Я хочу и могу вам помочь.
- Сам-то Вы, кто такой? И по какому праву учиняете допрос?
Может, Вас подослали мои враги?
- Я,.. я,.. - начав с высоких тонов, голос заметно сник. - Ризек. Но верьте…
- Ночной коршун вылетел на охоту? - миледи не пыталась скрыть насмешку, а, может, горькую иронию. - Но такая добыча как я Вам не по зубам. К тому же, Ризек это не имя, а всего лишь кличка, которая скорее к лицу 'степному ворку', чем благородному дворянину. Знаете, почему я тут же не прогнала Вас прочь? А? Ну что Вы так побледнели?
- Но откуда? Откуда Вы знаете?
- Филипп Лотширский. Наследник престола несуществующего маркграфства… До чего же Вы докатились? Стали разбойником…
Ее слова, видимо задели больную струну. Взыграло самолюбие.
- Кто бы Вы ни были,.. не Вам судить! В жизни случается всякое.
Я еще буду на коне! Верну себе маркграфство,.. может и боле. А насмехаться над собой не позволю даже Вам. Если неугоден,.. прощайте!
- Я помню тебя еще безусым мальчиком,.. когда Барель сослал Вас во Фрак, под надзор моего братца. Кажется, ты хотел проткнуть кинжалом Альвена. Жаль, что не получилось…
В соседней комнате Ральф заслыт на полу.
- О боги! Салма! Салма де Гиньон! Да как же это? Прошло столько лет, а Вы, миледи, совсем не постарели! По-прежнему молоды и неотразимы.
- Я старше тебя всего на пару лет, Филипп!
- Я думал, миледи, Вас казнили… после тех волнений на юге
Фракии…
- Если бы не твой опекун, то меня никогда бы не схватили. Как он там? Наверное, постарел, ослаб?
- Похоже, Леон не по зубам даже Трехглавому,.. и пока на здоровье не жалуется…
- Трехглавому все по зубам, Филипп! Все. Ну что ты на меня смотришь, словно голодный кот на сыр?
- Миледи, Вы так прекрасны! А я уже далеко не мальчик…
- Мужчины в любом возрасте остаются детьми: жестокими, капризными, самовлюбленными. Но стоит их поманить заветной игрушкой
- сразу теряют голову…
- О, миледи,.. Салма… Не будь так жестока! Я у твоих ног…
Не зря мудрец-философ Марий Кридский в своем трактате 'Суть вещей' писал: 'Воображение - твой лучший друг и злейший враг. Оно может унести к высотам счастья и наслаждения, иль низвергнуть в пропасть страхов и страданий. Отдавшись на волю страстей, ты неизменно ступаешь на путь порока, в конце которого тебя поджидает
Трехглавый…'.
Ральф трактата не читал, и о его существовании, скорее всего, не знал, иначе, без сомнений смог бы подтвердить его правдивость.
Воображение, питаемое звуками, раздававшимися из соседней комнаты, рисовало самые откровенные картины. Терзало душу ревностью, наполняло ее яростью и завистью: 'Почему не он, а этот ряженый под бандита граф? Почему Филипп оказался более проворным и удачливым?'
Кровь, прилила к вискам, стучала молотом, руки дрожали, на лбу выступила испарина, во рту пересохло.
Но вот шумное дыхание и стоны страсти за стеной поутихли.
- Ну что, Ризек? Получил, чего желал? Ведь ты за этим сюда явился? Не правда ли? Теперь ступай!
- Зачем Вы так, миледи? Во всем мире равной Вам не найти.
Скажите только слово, пожелайте… Уезжайте со мной, и я клянусь,.. станете графиней Лотширской, а может…
- Милый юноша, да Вы, я смотрю, мечтатель… Что можно сделать без золота и связей? Ни Барель, ни Ваш драгоценнейший братец Власт, ни Альвен Дактонский, пальцем не шевельнут, чтобы помочь. Уже не говоря о Ригвине, а тем более Фергюсте. Куда Вы меня за собой зовете
- на плаху?
- Золото уже есть и будет еще… много… очень много. Ворон условился о встрече с вождями горцев. Я обещал им былые привилегии и новые земли. Если сможем договориться - то будет и войско. Пусть не очень большое, но достаточное, чтобы захватить Лот. Да и лотширцы меня поддержат.
- Все хорошо на словах. А как будет на самом деле?
- Мы уходим на рассвете. Вы с нами? Решайтесь. Не знаю, что Вас связывает с Закиром и спрашивать не стану. Но верю, что если пойдете со мной - то не пожалеете.
- Что меня связывает с Закиром? Страж, стоящий у двери, и более ничего. Мне посчастливилось сбежать с острова Скорби, куда меня упрятали братец вместе с твоим Барелем. Чтобы как-то выбраться
