из
Фракии, я пристала к этому проклятому каравану. Та-милец быстро смекнул, что можно неплохо заработать…
- Ну, так что миледи? Решились?
На этот раз ответ последовал почти сразу.
- Терять мне нечего, я - с Вами.
- Стражнику в вино подсыпали сонную траву. До утра он будет храпеть, словно тапир зимой… Я постучу вот так…
Ральф долго и безнадежно пытался уснуть. Ворочался с боку на бок, гнал от себя дурные мысли: 'Ну, какое мне дело? Завтра она навсегда исчезнет из моей жизни. Да на мой навек этого добра хватит!'
Но картины одна соблазнительнее другой, всплывали перед глазами.
Образ Салмы не отпускал ни на миг. Он знал, что все равно пойдет, и пошел.
Страж, прислонившись спиной к стене и, уронив голову на грудь, громко храпел. Дверь, тихонько скрипнув, приоткрылась. В маленькой комнатенку, тускло мерцал светильник. Миледи не спала. Она даже не вздрогнула при его появлении. Словно ждала.
Ральфу даже показалось, что на божественно прекрасном лице промелькнула торжествующая улыбка. Хотя, что можно разглядеть в полумраке? Салма лежала, укрывшись одеялом, сшитым из двух тапировых шкур. Золотые локоны в живописном беспорядке рассыпалось по драгоценному меху. Открытые глаза испытующе следили за столь поздним визитером.
- Миледи, не бойтесь, ничего плохого я Вам не сделаю!
Не узнавая собственного голоса, прохрипел граф и шагнул поближе к довольно-таки большой, с резной спинкой, кровати.
Лишь теперь он уловил особый аромат черных роз, густо насытивший воздух комнаты. Возможно, именно он дурманил голову, создавая впечатление нереальности происходящего.
На несравненных губах Салмы расцвела ироническая улыбка, приоткрывшая сверкающие жемчуга зубов.
- Я уже давно ничего не боюсь! - чарующе-бархатистый голос окончательно поверг его душу в смятение. Тонкие, изящные пальчики с серебряными ноготками небрежно убрали со лба золотую прядь.
Ральф сделал еще пару робких шагов навстречу и… утонул в омуте сияющих очей нечеловеческой голубизны. Глубоко вздохнув, застонал.
Сейчас он, словно шшель, еще разок вдохнет ядовитый аромат любимых
Трехглавым роз и устремится в безумный прощальный танец.
- …ничего! Так что же Вам угодно, сударь?
- О, миледи! Я,.. я не знаю, что сказать… Не знаю, что предложить… Разве… В отличие от Филиппа, мои владения реальны…
Графство Ралин не велико, но там Вы будете в безопасности.
Тонкая бровь взметнулась вверх.
- Ох, простите! Признаюсь, с того момента, как Вас увидел… - как во сне… Да, я из соседней комнаты подслушал Ваш разговор. И сделал бы это вновь. Слышал и остальное,.. но все равно… Уезжайте со мной… Если хотите, я убью Филиппа…
- Зачем? Какой в этом смысл?
Салма, откинув в сторону мех, села в постели, свесив обнаженные ноги.
Понадобилось время, чтобы Ральф вновь пришел в себя.
Полупрозрачная рубаха не скрывала вожделенных прелестей. Шея, плечи, грудь, живот - все щедро предстало перед теряющим остатки разума юношей.
- Что, что я должен сделать? Приказывайте, миледи! Я Вас умоляю, не томите!
Филипп! Да что там Филипп! Весь мир пусть летит в тартарары!
Потребуй она сейчас жизнь за минуту любви - граф не колеблясь, согласится. Сладкий яд уже впитался, окончательно парализовав волю.
- Мне нужна Софья Торинская. Привези мне ее и тогда…
- Я сделаю все, все, что велишь! Только одно прикосновение… о, миледи,.. Салма… - пощади…
Он тянулся к ней, как изможденный, иссушенный пустыней путник к живительному источнику влаги - с затуманенным взором, дрожащими пальцами и пересохшими губами… Но вместо чистой воды испил последнюю каплю колдовского зелья.
Вуали пали ниц. Податливое тело Салмы обволакивало, словно погребальный саван, дурманило розовым ароматом. Грудь ее стала выше, напряглась, соски налились, окрасились в темно-вишневый цвет; взгляд стал еще пронзительней. Казалось, им она выпивала досуха душу очередной жертвы.
Очнулся Ральф уже в своей комнате. Что произошло накануне - толком не помнил.
Твердо знал лишь одно - он должен похитить Софью, дочь герцога
Фергюста и наследницу престола Торинии. И тогда… Тогда Салма будет его…
*Часть ІІІ*
Норлинг в арвуде, обычно, гость не частый. Но нынешним летом, возможно, глядя на спесь Небесного Дракона, он то и дело, стал наведываться в Лотширию, Торинию, Дактонию. А иногда в более южные, абсолютно непривычные к столь ранним визитам холода Фракию и
Кристиду. Нес дожди, непогоду, словно хотел предупредить, что зима явится раньше срока, будет жестокой и затяжной.
Несмотря на хороший урожай, цены на зерно, вяленое мясо, сухую рыбу достигли заоблачных высот. За талар сухой рыбы просили империал, вяленого мяса - полтора, а за меру пшеницы - добрую полсотню коренов.
Хотя голову Леона занимали другие мысли, бредя по рынку, он то и дело не переставал удивляться происшедшим всего за десять дней, переменам.
Вернувшись в приморскую Фесину, откуда Ловсек обманом переправил его на остров Скорби, Леон не стал спешить на постоялый двор. Решил немного потереться в торговых рядах, узнать последние новости и сплетни.
Пока, вроде все спокойно. Городок жил привычной жизнью. Вот разве только цены…
На то, что побег графини Салмы де Гиньон у всех на устах, он, конечно, не рассчитывал. На острове все заинтересованы, как можно дольше сохранять его в тайне. Многим еще нужно успеть замести следы, унести ноги.
За Мелиссу было немного не по себе, мучила совесть. Но ведь и с ним поступили не лучше. Да и мать свою дочь в обиду не даст.
Сейчас нужно думать о другом. Не расставлены ли ловушки здесь, на материке? Насколько его жизнь важна в игре Ловсека? А что играют по крупному - сомнений нет. Не стал бы его светлость граф Мартин
Макрели рисковать своей драгоценной шкурой по пустякам. А по тому - не терять бдительности! Любой неверный шаг может стоить жизни. Но с другой стороны - переоценивать значение 'купчишки' тоже не стоит.
Все, он сыграл свою роль и, наверное, о нем уже позабыли.
'Ничего, с божьей помощью, я еще о себе напомню! - размышлял юноша. - Но, прежде - в Сак. Рассказать отцу, что во Фракии был его злейший враг, что Салма на свободе. Поверит ли? Поэтому нужно забрать арбалет, деньги, сундук с вещами - тоже не помешает.
Отправляться в одиночку нельзя. Хорошо бы пристать к купцам. Так безопасней…'
