Здесь нельзя допустить ошибки. Похищение герцогини Поставом означало одно - неизбежную войну.
- О Ее Превосходительстве герцогине Лавре Торинской, - уже более твердым голосом ответил Асис. Он уже полностью взял себя в руки и был готов поведать подготовленную версию произошедшего.
- Рассказывай, мерзавец… все подробно рассказывай! - зашипел Макрели. - То, что сейчас утаишь, вытянет из твоего поганого рта палач.
Сие неведомо никому. Даже пятикратное превосходство в силах не гарантирует быстрой победы'.
Но перечить Фергюсту было бессмысленно.
Макрели попытался перевести разговор в другое, более спокойное русло:
- Мой герцог! Подтверждений тому, что это правда, нет…
Но Фергюст и слушать не хотел.
- Я знаю! Знаю! Сердцем чую, все, правда! Все, от начала до конца. Нельзя терять время! Оно работает на Постава. Готовь войско к маршу, Симон. Идем на Лотширию. А доказательства…
Они скоро будут, вот увидишь!
В том, что герцог прав, не сомневался и Макрели. Ну кто еще, кроме Гюстава, способен на такую дерзость? Пожалуй,таких не сыскать.
На следующий день из Лотширии прибыл гонец с вестью о том, что
Лавру видели в графском дворце в Лоте. Последние сомнения отпали - купец не солгал. Война стала неизбежной.
Последние часы Фергюст метался, словно раненый зверь, всячески подгонял события и в результате больше мешал, чем помогал. Его можно было видеть то там, то здесь, отдающего непоследовательные приказы.
Граф несколько раз пытался воззвать к его разуму, но тщетно. Войско так и выступило неподготовленным - без обоза и стенобитных орудий, что в скором времени дало о себе знать.
Макрели, поразмыслив немного, забрал с собой Асиса, все еще надеявшегося найти жену и дочь. Взамен он обещал всяческую помощь.
В том, что купец не лгал, граф убедился при первой же стычке с врагом.
Гюстав хоть и готовился к войне, но пришла она, как это часто бывает, совершенно внезапно. Желая выиграть хоть немного времени, он попытался превратить узкий Лотширский перевал в неприступную крепость. Для чего приказал засыпать его валунами и стянул сюда свои лучшие войска. Кроме того, по его велению, на склонах гор укрылись несколько сотен горцев, охлаждавших своими меткими стрелами пыл наступавших торинцев.
Расчет маркграфа был верен и Фергюст мог увязнуть тут надолго. Да и потери могли стать непомерно велики. Но тут неожиданно на помощь пришел Асис. Он сам настоял на встрече с Макрели.
- Ты чего, бездельник, хочешь? У меня нет времени на пустую болтовню. Говори скорее и проваливай, - проворчал граф, находившийся в дурном расположении духа.
- Ваша Светлость! - воскликнул Асис. - Штурмом или осадой перевал не взять! Вы потеряете и людей, и время. Нужно идти в обход.
- Что ты опять задумал, хитрец? Еще одно предательство? Я ведь знаю, что обходного пути здесь нет! - подозрительно глянув на купца, сказал Макрели. - Хочешь завести нас в ловушку?
- Что Вы! Что Вы! Ваша Светлость! Какой смысл мне лгать?
Я хочу лишь побыстрее найти Лорис и Янину. К тому же от моего предложения всегда можно отказаться. Вы ничем не рискуете.
Без риска большая удача не приходит. Он конечно же, был, притом немалый, и в плане Асиса. В случае провала гибли сотни солдат. Но все же Фергюст, посоветовавшись с Макрели, решился.
Купец, неплохо знавший окрестности, отправился в Каре, где нашел четырех охотников, исходивших вдоль и поперек горные тропы. Их семьи, как и все жители местечка, стали заложниками. В случае предательства герцог грозил сжечь селение и казнить всех его обитателей. Каждый из проводников вел за собой три сотни воинов.
Штурм решили начать с рассветом. Нехитрый план Асиса полностью удался. Три отряда достигли цели и вступили в бой в самый нужный момент, что и предрешило исход сражения. Потери с обеих сторон были велики. Сотни солдат Гюстава попали в плен. Но кое-кому из них с помощью горцев, все же удалось бежать. Макрели стоило большого труда убедить герцога не устраивать показательных казней. Симон полагал, что такие меры лишь обозлят врага и заставят его сражаться из последних сил.
- Сейчас жестокость лишь повредит делу, мой господин, - уговаривал он Фергюста.
- Срубить головы мы всегда успеем.Сейчас важно показательно отпустить десятка три-четыре олухов. Вначале избавимся от легко раненых. Во-первых, возиться с ними не придется, во-вторых, мы всем покажем, что воюем за правое дело, а не против собственного народа.
Не стоит забывать, мой повелитель, что лотширцы тоже Ваши подданные. Ну, а в-третьих, пользы от них Поставу все равно никакой.
На дорожку им следует растолковать, что не участвующим в бунте бояться нечего. Тем, кто добровольно сдастся, мы пообещаем жизнь и свободу. Наказание понесут лишь заговорщики и предатели.
- Будь, по-твоему, - с явной неохотой согласился Фергюст, чувствовавший правоту советника. Подобная тактика не раз приносила свои плоды. Но простить горцам смерть многих своих солдат герцог не мог, и потому все же повесил пятерых, случайно пойманных в бою. Те приняли смерть достойно, посылая проклятья на голову Фергюста.
- Как только подавлю бунт, сразу займусь ими вплотную.
Клянусь! В моих землях этому отродью не жить! - зло буркнул он, поворачиваясь к Макрели.
Тот покорно промолчал. Граф прекрасно знал бесперспективность подобной затеи, но спорить с господином не стал.
'Сначала нужно выиграть кампанию, - думал он, - а уже потом доберемся и до горцев. Найдется управа и на них. Но упаси нас боги ввязываться в открытую войну. Гоняться за бестиями по горам - себе дороже. Есть другой, веками испытанный путь - подкуп недовольных, стравливание вождей, разжигание межклановой и родовой розни. Пусть режут глотки друг другу сами. Так, ни погубив ни единого солдата, можно их наголову разбить всего лишь за пару лет. Потом приползут сами и будут лизать руки и умолять о заступничестве. Но сейчас прежде всего - Лот. Там Рич и такая необычная, чтобы не сказать по-другому, супруга господина'.
Де Гри неловко опрокинул кубок, наполненный до краев красным вином. Барон попытался его подхватить, но вино, разлившись по столу, замарало руки и дорогой камзол. Рич, весело рассмеявшись, подмигнул другу. Макрели с ужасом наблюдал за тем, как старый добрый напиток превращается в кровь. Лицо барона внезапно посерело, а голубые глаза, вывалившись изорбит, остекленели. Посиневшие губы судорожно хватали воздух еще пытаясь что-то шептать, пальцы, походившие теперь на гигантских пауков, намертво впились в стол…
Проснувшись от собственного стона, Симон стряхнул оцепенение и резко сел в постели. Хотя лежанку в палатке постелью и назвать-то было трудно. Так, грубый настил. Но сейчас походные неудобства его волновали меньше всего. С того момента, как он узнал, что друг пленен Поставом, навязчивые мысли постоянно роились голове. Правда, в отличие от Фергюста и Асиса, эмоции не затмевали разум. Однако и не думать о Риче Симон не мог.
Вспоминались годы детства. Их первое знакомство окончилось хорошей потасовкой. И драчуны с разбитыми носамидружно побежали жаловаться пировавшим родителям. Отцы, смеясь, нарекли их кровными братьями и приказали крепко обняться.
Всплывали и картины бесшабашной юности… Игры и шалости. То, как они подглядывали за купающимися в реке деревенскими девушками, а потом, выбрав себе по вкусу, 'портили' их в стогах душистого сена.
