Наступили смутные времена…
Далеко-далеко, за горным перевалом, среди холмов и бескрайних полей Дактонии тоже было неспокойно. Гордые дактонцы, не склонившие голов, а так, лишь чуть нагнувшие их перед Создателем, презрительно смотревшие в лицо смерти легионов герцога Ригвина, семнадцать лет тому назад пришедших наказать их за гордыню и непослушание. Они не могли не видеть дурных предзнаменований: птиц, на месяц раньше улетевших за Мильское море, рыжих трудяг-пчел да мохнатых шшелей, упорно не желавших покидать свои ульи. А также трусливо подвывавших на Небесного дракона собак, ранее не боявшихся бросаться на случайно забредшего в их края одинокого ворка. На стремительно дорожавшие зерно, сушеное мясо и рыбу…
Да что там гадать… Прилетавший раз в триста лет Небесный дракон знаменовал беду. Его тень пала на землю…
Часть І
Леон за эти годы ничего не забыл… Ничего…
Ни яркого, слепящего в кромешной мгле, света факелов потрескивавших в руках Филиппа и Власта, ни угрюмых каменных сводов беспощадно сжимавших, то будто сжалившись, на время отпускавших подземную реку из вечного плена; ни журчания ее мрачных вод, вселяющих в душу страх - то стремительно несущихся в узких местах, то плавно текущих в широких галереях.
Холод, царивший в подземелье, казалось, терпеливо дожидался своего времени, чтобы вырваться на поверхность и завладеть всей
Лотширией, открыть дорогу колючей и безжалостной горной зиме.
Сейчас, он пробовал силы на беглецах - заставлял их тела дрожать, а руки и лица неметь.
Леон не столько греб, сколько осторожно направлял ход лодки. Одно движение и все - смерть. Трехглавый нетерпеливо поджидал момент, когда они окажутся в воде.
Барель старался не смотреть на факел в руке сидящего на носу лодки Филиппа. Тогда он надолго терял ориентацию и, даже закрывая глаза, видел лишь пятно света. А этого допускать ни в коем случае было нельзя…
А вот думать можно… И даже - очень и очень нужно…
Могильную тишину нарушали только всплески весел, негромкое хныканье дрожавшего от холода Власта, да недовольное сопение Филиппа.
'Глупость! Какая глупость! - размышлял Леон. - Мы же замерзнем раньше, чем умрем с голоду. И о чем только думал Гюстав? Золотом и каменьями сыт не будешь, не согреешься. Неужто забыл о такой
'мелочи'? Не может быть…'
- Филипп, маркграф о провианте, одежде тебе ничего не говорил?
Ну-ка, вспоминай! Без них нам не выжить.
- За первым поворотом должен быть тайник…
- Чего же ты молчишь?
- Так мы еще не доплыли… Придет время, скажу…
'Вот, гаденыш, не верит! - Подумал Леон, уловив страх и недоверие в голосе мальчишки. - Думает, прирежу. Понимает, что их жизни в моих руках. Сам, наверное, так бы и поступил'.
Невольно вспоминалось, как он добивал раненого головореза стулом.
'А ведь верно мыслит! Достойный сын своего батюшки. Пожалуй, для меня это самый лучший выход'.
Но Леон знал, что так не сделает. И вовсе не из-за клятвы, данной
Гюставу, - и без этого слишком много на его совести гнусных делишек… Взять хотя бы - Де Гри… Детей он постарается спасти и пристроить… А там,.. там будет видно.
Мерцающий свет факела выхватил из кромешной тьмы мысок, за которым река делала крутой поворот, металлический штырь с кольцом и каменные ступеньки, поднимавшиеся по склону вверх.
- Похоже, здесь… - неуверенно прошептал Филипп.
Но Барель уже догадался и сам. Причалив к пологому месту, скомандовал:
- Ну-ка, Филипп, давай на берег, привяжи лодку.
Сам же, взяв факел, помог выбраться Власту.
Через каждые десять ступеней на таких же штырях, что и у воды, были привязаны сухие просмоленные факелы долгие годы дожидавшиеся огня. Они весело вспыхивали, как бы приглашая подниматься выше.
Лестница упиралась в металлическую дверь с ручкой в виде оскаленной морды ворка.
Филипп протянул отцовский перстень:
- Там, под ручкой,.. нужно вставить и прижать,.. а уже затем повернуть…
Дверь легко ушла в сторону, открыв вход в пещеру. Только Леон намеревался переступить порог, как сзади раздался неуверенный голос
Филиппа:
- Барель,.. погоди. Сразу входить нельзя. Отец велел,.. велел немного подождать… Мы услышим…
Нога Леона, не успев опуститься на пол, застыла, а затем осторожно вернулась в исходное положение.
Раздался щелчок, прозвучавший в тишине пронзительно громко.
- Все, теперь можно идти…
'Он хотел меня убить, - понял Барель, - передумал лишь в последнее мгновение. Побоялся, что без меня не выбраться. Сколько еще впереди таких ловушек. Пусть шагает первым. Так будет вернее'.
- Знаешь, Филипп. Теперь впереди ступай ты. А мы с Властом следом. Глядишь, еще что-то припомнишь…
Мальчик, презрительно глянув на офицера, сжав губы в тонкую линию, решительно двинулся впереди, скрылся в полумраке.
Барель ощутил в своей руке маленькую холодную ладошку Власта.
- Леон, мне страшно! - Впервые за все время подал голос малыш и прижался к его ноге. - Я замерз и хочу к матушке. Ты нас к ней отведешь? Скажи… Отведешь?
Леон тяжело вздохнул и потрепал его по шелковистым волосам.
- Все будет хорошо! Мы отсюда обязательно выберемся… Верь мне…
- Я верю… А вот Филипп, нет. Он говорит, что ты нас зарежешь.
Тебе нужно только золото.
- Не бойся, не зарежу. Пошли за ним. А то, как бы с дуру не натворил глупостей.
Зажгли, висевшие на стенах, светильники, осмотрелись.
Пещера была небольшой. В ней находилось все так необходимые им вещи: вязаное шерстяное белье, меховые плащи с капюшонами, масляные светильники, запасные факелы, залитые воском бутылки с вином, сушеные фрукты, полоски сушеное мясо, рыба, сухари.
Барель тщательно осмотрел продукты, на вид и запах они были вполне пригодны.
- Все можно есть, - буркнул Филипп. - А вон в тех мешках золото.
Если тебе мало того, что уже в лодке.
- Откуда ты знаешь? - спросил Леон, пропустив мимо ушей вторую фразу.
- Отец говорил…
- А что он тебе еще говорил?
Филипп, нахмурившись, с подозрением глянул на опекуна.
- Говорил, чтобы я не очень распускал язык… Воду можно пить из реки. Холодно будет до тумана. А там
