Танцующая в пламени.

***

Delfine затаив дыхание, крепко сжала руку. В пламени, на ослепительно ярких шарообразных сгустках сидели две огромные саламандры. Они сами состояли из огня, были его частью и первоосновой. 'Живущие в пламени' внимательно смотрели на собравшихся у подножья Чаши представителей древней расы, слово хотели понять, зачем их призвали. Изогнув гибкие спины, лениво потянулись, повернули остроконечные мордочки друг к другу. Затем одна, стремительно ударив хвостом, подняла до самого свода сноп ярко- красных и белых до голубизны искр. Покинув фаэрболы, саламандры переплелись, растворились в пламени, чтобы возникнуть вновь, многократно выросшими. Теперь в Чаше остались лишь их мерцающие тела. Фаэрболы медленно набирая плотность стали подниматься вверх.

Пульсируя, переливались всевозможными оттенками пламени, зачаровали, заставили напрочь позабыть обо всем остальном.

Лишь губы невольно шептали бессмертные строки великого эльфийского поэта:

Волшебный танец саламандры
Мечтал я в пламени увидеть,
Познав законы мирозданья,
Хотя б на шаг вперед предвидеть.

Понять, в чем скрыта суть явлений,
Тех, что судьбой нашей зовутся,
Увидеть нити Ариадны,
Которые в клубок плетутся.

Пройти огонь, пройти и воду,
Услышать медных труб звучанье,
И прикоснуться вновь к любимой
Хотя б еще раз, на прощанье.

Увидеть взор ее волшебный,
В котором может вспыхнуть пламя,
Познать восторг прикосновенья
И поцелуй сорвать на память…

Но зря фанфары не играют,
А пламя часто обжигает.
Подобно грезам на рассвете
Мечты меж пальцев утекают.

Печаль оставят на ладонях
С тоской несбывшихся желаний.
Любви руины под ногами,
Как горький плод воспоминаний.

И только время все оценит,
Смешает радости с печалью
И бремя мудрости подарит,
Но слишком поздно, на прощанье…

***

- Леон, миленький! Не умирай! Ты же обещал,.. обещал, что меня не оставишь! - рыдала Оливия, обхватив руками и прижавшись к колючей щеке, лежавшего на каменном полу, Странника.

Больше никто не посмел приблизиться к его мерцающему телу.

Солдаты молча стояли плотным кольцом шагах в десяти. Лишь шум стихающего ливня да тонкий детский голосок нарушали тишину. По телу

Леона пробежала судорога, оно перестало светиться. Раздался первый, похожий на протяжный стон, вздох. На левом запястье, в такт ударам сердца, вновь запульсировал ziriz.

Барель открыл глаза. Прижал к себе то плачущую, то смеющуюся

Оливию. Сел. Посмотрел вокруг недоумевающим взглядом. И, наконец, подхватив на руки девочку, пошатываясь, поднялся на ноги.

Присутствующие благоговейно опустились на колени. Память вернулась.

Теперь Леон помнил все, даже то, что желал бы забыть - приоткрытую

Книгу Судеб.

Лошади шли тяжело. Копыта проваливались в намокшую листву, вязли в грунте. Обратно до тракта ехали вдвое дольше.

Буря прошла. Во Фракию вернулось ласковое арвудское лето. Умытый

Оризис весело сверкал с небес. Влажный воздух пропитали ароматы трав и цветов. Вновь загудели бесчисленные крылышки, подали голоса небесные певуньи. Подобрели и лица людей. Но не на долго.

Над Драконьим ущельем кружила черная туча воронья. Гнусное хриплое карканье, слышное на многие литы, предупреждало дактонцев, что их ждет впереди. Но действительность оказалась еще страшнее.

Ущелье встретило сладковато-приторным смрадом мертвечины. На разрытом зверьем и размытом дождем могильнике собрались на страшный пир серо-красные падальщики грифоны. Они, в отличие от ворон, людей не боялись, открывая зловонные, загнутые клювы, показывали синие языки, злобно шипели. Остатки гниющей плоти, кости разгребали когтями, растущими на сильных, мускулистых пальцах ног. Выбрав лакомый кусок, мгновенно разрывали острым клювом, чуть подбросив, ловили, на удивление,