событий, ни о героях мы не имели понятия. Наконец, в июне 1927 года Михаил Александрович появляется в Москве. По старой дружбе он останавливается у Василия Кудашова, в Художественном проезде, благо у того была холостяцкая квартира.
– Ну вот нагрохал первую часть, – объявил он нам. – А куда нести, не знаю.
– Конечно, в Гослитиздат, – советуем.
Рукопись отнесена в Гослитиздат. Читать там, конечно, будут долго, и мы предложили Михаилу Александровичу стать заведующим литературным отделом журнала. Он согласился и, работая у нас, нетерпеливо ждал судьбы рукописи. Не знаю, какой редактор читал первую часть «Тихого Дона», но только через месяц Михаил Александрович явился оттуда обескураженный. С неизменной улыбкой, похохатывая, докладывает:
– Не проходит! Замахали руками, как черти на ладан: «Восхваление казачества! Идеализация казачьего быта!» И все в этом роде. Куда еще тащить?
Не помню, кто посоветовал в это время дать рукопись Александру Серафимовичу Серафимовичу. Выбор был хорошим. Ведь этот старый донской писатель скорее может оценить достоинства «Тихого Дона», как оценил первые рассказы автора. И действительно, А.С. Серафимович дает восторженный отзыв о рукописи, разглядев в молодом писателе могучий талант. С этим веским подкреплением «Тихий Дон» попал в издательство «Новая Москва», где наконец уже в сентябре 1927 года рукопись была одобрена и рекомендована к изданию.
Примерно числа 20 сентября М.А. Шолохов забегает ко мне в редакцию:
– Уволишь? Думаю опять в Вешки до новых журавлей!..
Отставка, хоть и не слишком охотно, принимается. Мы погуляли потом по Москве. Шагая по Тверской мимо поднявшегося ввысь здания Центрального телеграфа, Шолохов, улыбаясь, заметил:
– В прошлом году в моем Огаревой только фундамент был, а теперь глянь, какая махина выросла!
– Вроде тебя, – говорю. – В прошлом году еще и фундамента не было, а сегодня роман готов. Растешь быстрее этого телеграфа!
– Ох, далеко моему роману до крыши! Ведь только первый этаж сделан, а вдруг разнесут?
В этот вечер мы о многом поговорили. Как о самом сокровенном, Михаил Александрович сказал тогда о своем решении вступить в партию. По уставу тех лет вступающему надо было иметь поручителей не менее чем с пятилетним партийным стажем. У меня такой стаж был, я охотно дал свое согласие. Через несколько дней я и писатель Андрей Никитич Новиков с удовольствием вручили М.А. Шолохову свои рекомендации. А позднее, при вступлении его в члены партии, подтвердили их…
В конце сентября 1927 года М.А. Шолохов уехал в Вешенскую работать над второй частью «Тихого Дона». Опасения автора, что могут «разнести» первую книгу «Тихого Дона», не оправдались. Книга вышла в начале 1928 года. Правда, несколько месяцев о ней нигде не было серьезного критического разговора – не хвалили и не ругали. Было впечатление, что критики всех многочисленных направлений пока примерялись к ней.
Не могу утверждать, но, кажется, первым дал оценку «Тихому Дону» и его автору Анатолий Васильевич Луначарский. Однажды в Доме Герцена, куда А.В. Луначарский заходил, спросили его мнение о «Тихом Доне», Анатолий Васильевич ограничился одним словом:
– Бриллиант7.
С того времени в каждый приезд Михаила Александровича из Вешенской в Москву мы обычно встречались. В одну из таких встреч – в 1930 году – мне довелось быть свидетелем нового литературного замысла Михаила Александровича.
Говорили о новых делах в деревне, о перегибах при коллективизации, о расслоении крестьянства, о первых опытах колхозов. Михаил Александрович много и образно рассказывал о ликвидации кулачества на Дону. Особенно волновала его гибель скота.
– Казаки, – говорит он, – сейчас поют: «Вот теперь и попить, погулять, когда нечего на баз загонять!» Надо бы хорошенько разобраться в этом месиве добра и зла. Пожалуй, отложу в сторону третью книгу «Дона» и займусь станичными событиями…
Чувствовалось, что тема эта глубоко захватила Михаила Александровича. И вот меньше чем через год, в 1931 году, он привозит из Вешенской «Поднятую целину».
Как первый том «Тихого Дона», так и «Поднятая целина» были созданы в феноменально короткий срок, если учесть всю социальную и художественную емкость этих книг, глубину их исторической значимости. Поразительно еще и то, что «Тихий Дон» писателем был начат двадцати одного года от роду, а «Поднятая целина» была написана в возрасте двадцати шести лет. Мало мы найдем примеров такого литературного подвига!..
Думаю, что не посетует на меня Михаил Александрович, что в этих беглых заметках я рассказал о первых его шагах в советской литературе. Сам он не охотник вспоминать трудности своей писательской молодости, и мне кажется, что я должен был это сделать сейчас, когда его работа отмечена высочайшей наградой, а его книги полюбились миллионам читателей во всем мире.
В. Светозаров
Встречи с Шолоховым
Помню тот день дождливой осени 1923 года. На приступках каменной лестницы писательского общежития, что располагалось на Покровке, 3, появился невысокого роста, белокурый, кудреватый паренек, с крутолобым веснушчатым лицом. На пареньке сапоги со стоптанными каблуками, солдатская вылинявшая шинель, барашковая шапка времен мировой войны.
На втором этаже общежития в коридоре поэты читают стихи. Звучит едва слышный задушевный голос Михаила Светлова. Он читает стихотворение из только что вышедшей в Харькове его первой невеликой книжки «Рельсы». Опираясь о плечо Михаила Голодного, румяный широколицый матрос в бушлате – Артем Веселый – декламирует страничку из своей повести «Реки огненные». Он взволнован и будто не строчки соленой матросской позы, а огненные волны, вспененные буйным ветром, ходят по мрачноватому коридору.
– Шолохов! – рекомендуется светлоглазый паренек. – Слышал, что в этом доме живут поэты. Сам пишу рассказы. Вот пришел познакомиться.
Мы были рады появлению новичка-прозаика, и с тех пор Шолохов стал у нас желанным гостем. В то время в общежитии жили: Артем Веселый, Александр Фадеев, Юрий Либединский, Михаил Светлов, Михаил Голодный, Александр Ясный, Георгий Шубин, Николай Кузнецов, Валерия Герасимова, Борис Ковынев, Сергей Малахов, Марк Колосов1.
Я был ответственным секретарем группы писателей «Молодая гвардия», а председателем – Борис Рингов.
В бюро литгруппы входили: Борис Рингов, Яков Шведов2, Марк Колосов и я. Работали на общественных началах. Со временем издательство нашло возможным отчислять небольшую толику денег в фонд группы комсомольских поэтов.
В большинстве своем молодогвардейцы приехали в столицу с фронтов гражданской войны.
Мы воспевали героические подвиги советских людей, часто бывали в «Молодом ленинце» и «Комсомольской правде». Там нас печатали. В редакциях этих газет мы чувствовали себя как дома. В группе писателей «Молодая гвардия» работали два семинара: прозы и поэзии. Семинаром поэзии руководил Николай Николаевич Асеев3, в то время уже известный поэт, автор сборника «Стальной соловей».
Вести семинар прозы мы пригласили Виктора Борисовича Шкловского4.
В 1924 году издательство «Молодая гвардия» отвело нам комнату для литературной учебы.
Так было. На столе керосиновая лампа с бумажным абажуром (электричество экономили). В комнате несколько длинных деревянных лавок, стул – для руководителя семинара, табуретка для «именинника», которого слушаем.
В тот вечер мы слушали рассказ «Старик» Михаила Шолохова. Начинающий прозаик читал, слегка краснея и волнуясь. В рассказе было несколько страничек, написанных от руки. Читал Шолохов мягким, ровным голосом, в котором вволю было неподдельного чувства.
Виктор Борисович в тот раз по какой-то причине не явился. Зато пришел Серафимович5. Маститый писатель в те далекие годы частенько бывал в литгруппах – «Рабочей весне», «Мартеновке», у
