недоопределенности теории данными, недостижима), а «эмпирически адекватные» теории. Поскольку две эмпирически эквивалентные теории являются в равной мере эмпирически адекватными, ван Фраассен полагает, что, если мы решаем выбрать какую-то одну из них, наше решение опирается не на эпистемические основания, а на прагматические. При выборе теории учитываются такие ее достоинства, как простота, экономность, возможности объяснения и т. п. Эти достоинства являются прагматическими, поскольку они, по мнению Фраассена, не имеют отношения к истинности теории и не могут служить разумными основаниями для ее принятия.

По мнению критиков научного реализма, спасти реалистическое понятие истины не помогут ни ссылки на ее приблизительный характер, ни свидетельства эмпирической успешности науки. По словам Дж. Уоррола, «почему мы должны доверять тому, что современная наука говорит нам о некотором аспекте базисной структуры вселенной, если наука так часто меняла свое мнение об этой базисной структуре в прошлом?» [Worral, 1982, p. 216]. История науки не дает никаких оснований полагать, что сущности, постулируемые новейшими научными теориями для объяснения наблюдаемых явлений, не будут отброшены в результате некоторой будущей научной революции, как это уже случалось не раз, и поэтому мы не вправе считать их такими же реальными, как растения, животные, камни и т. д. М. Хессе считает, что здесь должен быть применен «принцип отсутствия привилегий»: «…наши собственные научные теории следует считать так же подверженными радикальным концептуальным изменениям, как и прошлые теории» [Hesse, 1976, p. 264]. Л. Лаудан обобщил это возражение в виде аргумента, получившего название «пессимистическая (мета)индукция» [Laudan, 1984]. Согласно этому аргументу, надежность реалистического объяснения успешности науки разрушается самой историей науки. Поскольку история науки знает немало теорий, которые в течение долгих периодов времени были эмпирически успешными, но в конечном счете оказались ложными, то методом индукции отсюда можно заключить, что и наши нынешние успешные теории, вероятно, являются ложными или, по крайней мере, они с большей вероятностью являются ложными, чем истинными. Следовательно, эмпирическая успешность научной теории не гарантирует, что теория является приблизительно истинной; иными словами, между эмпирической успешностью и приблизительной истинностью теорий нет связи, которая бы позволила нам использовать одну для объяснения другой. В конечном счете это означает, что нельзя говорить о каком бы то ни было сохранении референции научных терминов при их переходе из одной теории в другую, а стало быть, и о какой-либо устойчивости в описании наукой глубинных структур реальности. В поддержку своего вывода Лаудан привел список теорий, которые когда-то считались эмпирически успешными и плодотворными, но впоследствии были признаны ложными, назвав этот список «историческим гамбитом».

Перечисленные аргументы достаточно серьезны, чтобы поколебать веру в истину как соответствие реальности. Они внесли глубокий раскол в лагерь сторонников научного реализма. Одни философы (Н. Картрайт, Я. Хакинг, Р. Харре, А. Файн и др.) попытались сформулировать реалистическую позицию, не опираясь на понятие истины. Другие (У. Селларс, Х. Патнэм, М. Хессе, А. Масгрейв и др.) нашли выход в том, чтобы связать научный реализм не с корреспондентной теорией истины, а с иной — как правило, прагматистской или когерентной — ее трактовкой. И, наконец, третьи (М. Девитт, Д. Папино, Р. Бойд и др.) сохранили свою прежнюю позицию, осознав необходимость разработки новой стратегии защиты научного реализма и лежащей в его основе корреспондентной теории истины.

Направление в философии науки, признающее реальное существование объектов, постулируемых научными теориями, но отвергающее истинность теорий, описывающих эти объекты, стали называть «реализмом сущностей» (entity realism). Один из его представителей, американский философ Нэнси Картрайт в книге «Как лгут законы физики» [Cartwright, 1983] отмечает, что теоретические объекты, фигурирующие в фундаментальных научных законах, существуют, поскольку они действуют как причинные факторы, фиксируемые в экспериментальной работе ученых. Однако взаимодействия этих причинных факторов настолько многочисленны, разнообразны и сложны, что опирающиеся на них объяснения и предсказания явлений невозможны без использования упрощений, идеализаций и нереалистичных обобщений. Поэтому фундаментальные законы физики не являются истинными, они «лгут» о природе существующих вещей. Таким образом, ложные законы, упрощения и идеализации являются той ценой, которую физики должны заплатить за когнитивно удобную и полезную картину физической вселенной. Если и можно говорить об «истинности» научных теорий, то только относительно того, что ученые постулируют в своих теориях. Иными словами, отношение «соответствия» устанавливается между законами и создаваемыми людьми идеальными конструктами или моделями.

Подобно Картрайт, канадский философ Ян Хакинг считает, что экспериментаторы имеют все основания верить в существование определенных ненаблюдаемых объектов, не потому что они принимают соответствующие теории, а потому что они что-то делают с этими объектами: они манипулируют ими, заставляя их порождать определенные эффекты и вступать во взаимодействие с другими объектами. Эти аспекты лабораторной деятельности были бы необъяснимы, если бы такие объекты не существовали. Как заметил Хакинг в отношении кварков, «если вы можете рассеивать их, то они существуют» [Hacking, 1983, p. 23].

Британский философ Ром Харре отстаивает сходную позицию, хотя и предпочитает называть ее «реализмом референции», противопоставляя «реализму истины». Если реализм истины, с его точки зрения, служит выражением «логицистского» подхода к науке, когда ее особенности пытаются осмыслить исключительно с помощью понятий и критериев логики, то реализм референции исходит из того, что «наука имеет особый статус, но не потому что она является надежным способом получить истину и избежать лжи, а потому что она является коммунальной практикой сообщества с примечательной и строгой моралью — моралью, ядро которой образует убеждение в том, что продукты деятельности этого сообщества заслуживают доверия» [Harr? 1986, p. 6]. При таком взгляде на науку как на сложно-организованную совокупность материальных и когнитивных практик поиск истины следует считать не методологическим принципом, а моральным предписанием. Референция же, фиксируемая посредством достижения физической связи между ученым и некоторыми элементами изучаемого им естественного класса, устанавливается в ходе экспериментального поиска физического референта для термина, введенного при описании идеальной теоретической модели. Демонстрация существования этого референта осуществляется через его локализацию в пространственно-временной системе координат и через побуждение его к проявлению каузальных способностей. Согласно Харре, обеспеченная таким образом референция не зависит от истинности описаний, направлявших поиск соответствующего сущего, поскольку вполне возможно, что дальнейшее «исследование его природы заставит нас отвергнуть все без исключения положения, которые мы когда-то считали истинными в отношении него, кроме того, что оно существует и его природа обеспечивает ему место в некоторой координатной сетке» [Harr? 1986, p. 66]. Более того, референция как таковая практически не зависит от истины, ибо объекты, открытые в ходе материальной практики, не могут исчезнуть, хотя наши представления о них будут меняться.

Многие критики усмотрели в реализме референции и реализме сущностей «половинчатую» и «непоследовательную» позицию, поскольку нельзя утверждать, скажем, реального существования электронов как неотъемлемого элемента строения вселенной, не утверждая при этом, что они обладают некоторыми из свойств, приписываемых им научными теориями. Теоретические описания предоставляют экспериментаторам необходимые критерии идентификации и распознавания ненаблюдаемых объектов; более того, чтобы эффективно манипулировать этими объектами и использовать их каузальные возможности, ученые должны знать их свойства и законы, которым подчиняется их поведение. Поэтому референция теоретических терминов всегда связана с тем или иным описанием обозначаемых ими объектов, которое признается истинным, хотя и не исключается возможность его пересмотра.

Еще один британский философ науки Дж. Уоррол, выдвинувший концепцию «структурного реализма», не отвергает полностью когнитивного статуса истины, но налагает жесткие ограничения на понятие теоретической истины. С его точки зрения, единственными реалистически интерпретируемыми элементами теорий являются математические формализмы, используемые для выражения научных законов. Уоррол ссылается на слова Анри Пуанкаре о том, что природа скрывает от наших глаз «реальные объекты», поэтому, считает он, «подлинные отношения между этими реальными объектами являются единственной реальностью, которой мы можем достичь» [Worral, 1989, p. 101]. Стало быть, только математическая структура теории (наряду с эмпирическими законами) сохраняется при смене теорий, ибо,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату