они молча направились к ее машине.
– Мне надо знать кое-что еще, – сказал Боланд, захлопнув дверцу машины. – Знала ли Мирина Джакобс о вашей любовной связи с ее мужем?
– Все время. Она отнеслась благосклонно. У нее были свои собственные романы, такой уж у них брак. Что-то вроде свободного соглашения. У него были и другие женщины после того, как мы расстались. В Мексике он какое-то время имел дело с Робин Риз, но мне кажется, она ушла от него. Не думаю, чтобы кто-то из них воспринимал эту связь серьезно.
– А с другой актрисой, с Тэсс Джуран у него не было любовных отношений? Не из-за того ли она оставила съемки «Мертвой жары», или ее попросили уехать?
– Обстоятельства ее отъезда, довольно непонятны, но, определенно, существует и такая возможность.
– Кто знал, что вы поедете встречать Тэсс Джуран?
Ния быстро взглянула на Харма в полумраке машины. Он указал поворот направо на Главный Оросительный Канал, улицу, называемую горожанами «Начало Канав».
– Почти все в съемочной группе. Мы все ждали, когда прилетит Тэсс.
– Поверните здесь, – сказал Харм.
Она подогнала машину к глинобитной стене, окружающей небольшой дом. Они вышли. Харм отомкнул входную дверь, распахнул ее настежь.
– Чувствуйте себя как дома, – сказал он. – Я установлю аппаратуру.
Нии понравилось, что он не стал сопровождать ее. Ей понравился его дом, заполненный полуразвалившимися плетеными кресло-качалками, яркими полосатыми мексиканскими одеялами, разбросанными по вытершейся тахте, книгами, сложенными в кучу возле кожаного кресла и дивана. Она прошлась по коридору, заглянула по пути в спальню – матрац, стеганое ватное одеяло, лампа на полу возле кровати.
В ванной вдоль стены стояли пластмассовые фигурки Микки Мауса. Она не догадывалась, что у него есть дети. Хотя обручального кольца на его руке нет. И никаких признаков присутствия женщины в доме – ни парфюмерии, ни косметики.
«Это хорошо», – подумала она и тут же ощутила робость. Ее тянуло к Харму. Здесь она чувствовала себя в безопасности. Она подняла фигурку Дональда Дака и поставила ее на раковину.
Харм позвал ее из комнаты, находящейся чуть дальше по коридору. Она вошла. Харм уже вставил видеокассету в прорезь магнитофона и ждал ее.
– Апартаменты для развлечений, – произнес он. – Это, конечно, не первоклассные номера, но – родной дом, – он улыбнулся. – Извините, что пришлось сказать это. Я не могу свыкнуться с мыслью, что вы здесь. Ставлю пари, с вами такое случается нередко. Думая, что если скажу что-то подобное, то смогу расслабиться. Неужели вы не злитесь, когда окружающие нервничают?
– Нет. Вообще-то, это – разновидность одиночества.
– Никогда не задумывался с такой точки зрения.
– Когда-нибудь я смогу все бросить, уеду и куплю ранчо или еще что-нибудь где-нибудь в Монтане. Буду писать мемуары и кататься на лошадях. Заправлять в баре с автоматом-проигрывателем и жарить картофель-соломку. Не смейтесь! Я сумею.
– Бар-гриль у Нии?
– У меня есть даже название для него – «Комната воспоминаний». Вам нравится?
– Неплохо, но не знаю, будет ли дело прибыльным. Может быть, если вы оклеите стены старыми статьями из журнала «Люди»?
– И показывала бы свои старые киноленты.
– Да, но тогда вы снова стали бы самой собой – знаменитостью.
– Вы правы. А знаете, я могла бы использовать вас, Харм. Вы относитесь к семейству «мозговитых».
– Каких?
Ния улыбнулась, почувствовав непонятную грусть. Харм сел на небольшой диван, она опустилась рядом с ним, коснувшись его плечом. Она не отодвинулась, он – тоже.
– Он прислал только одну видеокассету, – объяснила Ния. – И, если это не Леонард, то кто-то хорошо знающий кино. Лента довольно замысловатая.
Харм щелкнул выключателями. Экран телевизора засветился, зажужжал. Пленка начиналась домашними киносъемками. Ния – маленькая девочка в ковбойском наряде скачет верхом на палочке с лошадиной головой. Позади загородный дом возле проселочной дороги. Быстрые, черно-белые кадры: Ния в балетной пачке стоит около матери с именинным тортом в руках.
Здесь Харм остановил, задержал кадр.
– Ваша мать кажется мне знакомой, – сказал он.
– Кэрол Уайтт. «Время в семье», «Выйти и бежать», «Была там». Вы помните какое-нибудь из этих старых шоу? Конец пятидесятых – начало шестидесятых годов. Она снялась в паре кинофильмов, в одном – с Генри Фонда, но никто не помнит ее. Главным образом, работала на телевидении.
– Она участвовала в игровых шоу, верно? Я и не догадывался, что это – ваша мама. Значит, вы пошли по ее стопам?
Нии понравилось, как он сказал: «Ваша мама». Создавалось впечатление, что Кэрол – домашняя, уютная, словно между ними не произошло ничего плохого. Дом, родной дом.
– Нет, – призналась Ния, – скорее, она потащила меня по своим стопам. Настоящий сценический образ.
Харм снова включил видеомагнитофон. Леонард, молодой режиссер, разговаривает с Нией на съемках ее первого фильма. Это были домашние съемки матери, перенесенные потом на видеопленку. Выполнено искусно, с черными вставками между частями. Кадры светились, потом снова затемнялись: торт на дне рождения, спальня Нии. Звучит скрипичная музыка. Снова кадры. Мирина и Ния в шерстяных пальто стоят перед Эйфелевой башней, обнявшись. Нии семнадцать лет. Она заговорила:
– Тут много снимков из студии, они печатались во многих журналах. Семейные – пару лет назад показывала Би-Би-Си. Они готовили выпуск о работе Леонарда. В то время он снимал фильм в Лондоне. Он попросил у меня детские фотографии, я забрала у матери. Все это – общедоступный материал.
Они смотрели дальше. Вот оштукатуренный дом в миссионерском стиле кто-то снимает из окна отъезжающего автомобиля. Дом уменьшается, превращается в смутное пятно.
– Здесь мы жили с Мириной и Леонардом. Это – Лос-Анджелес. Мне было девятнадцать лет, я собиралась изучать методику игры.
