— Молодёжь изменилась, — ответил он, потянувшись к бокалу и отводя глаза, — я, наверно уже отвык от столичной жизни, но в скандинавско-немецком городе Сент Поле молодёжь так себя не ведёт.
— Как так?
— Расковано до безобразия. Целуются прямо в метро. И как! Взасос и со страстью.
— А вы это делали по-другому?
— По крайней мере, я выбирал уединенные скамейки в безлюдных частях парка, а эти ничего не стесняются. Я сегодня в метро случайно толкнул одну парочку, а они на меня даже внимания не обратили. Обидно.
— А вы бы толкнули их ещё раз.
— Я и толкнул.
— Ну?
— С тем же успехом.
— Нужно было толкать так, чтобы они почувствовали.
— Нельзя. Мне советовали избегать конфликтов. У вас есть закон, по которому человека без предъявления обвинений могут держать в КПЗ целую неделю, а я совсем не хочу провести свой отпуск в каталажке.
— Кто же вас так настращал?
— Специалист по преступному миру.
— Он прошёл практический курс в тюрьме? — улыбнулась Лена.
— Нет, он работал судьёй и поэтому хорошо знает законы. Очень эрудированный товарищ, свободно говорит на блатном жаргоне и прекрасно разбирается в тюремной иерархии. Его даже приглашали преподавать криминалистику. Он мне, кстати, сказал, что в Москве народ весьма изменился с советских времён и если здесь незнакомая девушка мне улыбается — это ещё ничего не значит. Так что теперь, когда вы мне улыбаетесь, я даже не знаю, значит это что-нибудь или нет. А раньше зна-а-а-а-ал.
Лена не отводила глаз и Илья почувствовал, как в нём поднимается горячая волна, но тут же одёрнул себя. Он уже не так молод для мимолётных романов.
Он отвёл глаза и, увидев пустую бутылку, спросил:
— Ещё шампанского?
— Нет.
— Тогда выбирайте десерт.
— Не хочу.
— Почему?
— Потому что на десерт мы поедем ко мне.
После очередной порции десерта, Илья хотел закинуть руки за голову, лечь на спину и предаться философским размышлениям, но что-то ему мешало.
— Что ты делаешь, отпусти, — сказала Лена, открывая глаза.
Оказалось, что золотые цепочки, которые каждый из них носил на шее, переплелись. Её крестик зацепился за его шестиконечную звезду и это неожиданно связало их. Илья аккуратно распутал узел и спросил:
— Ты верующая?
— Мама подарила мне крестик перед смертью и с тех пор я стараюсь с ним не расставаться, если это считать признаком веры, то я верующая, а ты?
— Мне сделали обрезание на седьмой день от роду, если это считать признаком веры…
— Ой-ой-ой, — воскликнула Лена, посмотрев на часы и не давая ему закончить фразу, — мы опаздываем. Сестра должна привезти мне сына через двадцать минут. Одевайся.
— Ещё есть время, — возразил Илья.
— Нет, я не хочу, чтобы ты встречался с Максимкой. Ему только 10 лет и в каждом мужчине он видит своего папу.
Илья побледнел.
— Ты что?
— Моего сына тоже зовут Максим.
До метро они шли молча, сплетение цепочек и совпадение имён одинаково сильно подействовало на обоих. Когда они спустились по эскалатору и прошли к поездам, Илья обнял Лену и накрыл её губы своими. Она ответила на поцелуй и по его телу опять прошла горячая волна.
— Я приеду к тебе, — прошептал он ей на ухо.
В этот момент их толкнул какой-то мужчина, бежавший на поезд, но они не обратили на это внимания.
— Иди, — ответила она, с трудом высвобождаясь из его объятий, — теперь ты понимаешь, почему люди ничего не замечают, когда целуются.
Предложение
Лена вышла из дома, села около двери и стала делать песочную горку. Илья ещё спал. Для него это был первый полноценный отдых за два дня. Сначала он двенадцать часов летел через Океан, потом вёл машину, а затем до поздней ночи не отпускал её из своих объятий. Когда они уже засыпали, она сказала:
— Я согласна быть твоей любовницей.
— Ничего не получится, — ответил он.
— Почему?
— Потому что я на тебе женюсь.
Познакомились они год назад. После спектакля, в котором она исполняла главную роль, Илья подарил ей цветы и пригласил в ресторан. Они провели вместе весь вечер и если бы она не позвала его к себе, то так и расстались бы как юные пионеры. Но она позвала…
С ним ей было приятно и спокойно. Казалось, этот немолодой уже человек как громоотвод притягивает и нейтрализует всю её нервозность. Ей очень хотелось оставить его у себя, но на следующий день он улетал в Америку. Оттуда он звонил по нескольку раз в неделю. Она с удовольствием разговаривала с ним, однако относилась к его признаниям, как к забавной игре. Когда её не было дома, он развлекал её сына и очень скоро уже одинаково легко общался с обоими.
На каникулы Лена отвозила сына в деревню. Там жил её отец, который после смерти её матери женился второй раз. У молодых оказалось восемь внуков на двоих и летом они собирали их всех у себя. Для детей это было раздолье, а для Лены отдых. Она понимала, что слишком внимательно опекает сына и хотя бы пару месяцев в году им нужно пожить отдельно. К тому же Илья уговорил её провести отпуск вместе.
Набрав очередную порцию песка и пропустив его сквозь пальцы, Лена увидела на ладони осколок зеркала. Она покрутила его в руках, вспомнила свою последнюю роль в кино и прошептала:
— Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи.
Луч света, попав в глаза, на мгновение ослепил её, а когда зрение вернулось, она вместо своего отражения увидела знакомый ей с детства берег реки Мутной, на котором играла ватага ребятишек. Это были её племянники и племянницы, приехавшие на лето в деревню. Они весело болтали, направляясь к реке. Максим полез в воду первый. Лена опять улыбнулась, ей приятно было глядеть на сына, который был почти за 1500 км отсюда. Он быстро поплыл и, оказавшись на середине, стал кричать братьям, что стоит на мели. В доказательство он поднял руки над водой. Трюк этот он выучил ещё в прошлом году и показывал ей, когда она приехала забирать его после каникул.
