Трансформация войны

понятие вошло в английский язык только в XVI в., т. е. как раз в то время, когда закладывался фундамент первых государств современного типа. По-видимому, представители более ранних поколений основывали свою стратегию на другом типе мышления и вели войны ради совершенно других целей, потому что вряд ли незнакомые с этим понятием люди стали бы ради него погибать.

Попытка составить список всех целей, ради которых люди прошлых поколений вели войны, была бы равнозначна попытке написать всю историю цивилизации. Здесь я могу лишь кратко перечислить основные из этих целей. Начнем с того, что среди племенных сообществ целями войны были не столько «интересы» всего общества, сколько обиды, стремления и слава отдельных людей. Как уже следует из семантики самого слова brave («храбрец»), означающего индейского воина, взрослые мужчины в таком обществе получали статус преимущественно благодаря своей воинской отваге. Признанный храбрец мог рассчитывать на то, что к его мнению прислушаются при ведении дел племени, в том числе при принятии решений о войне и мире. Военная доблесть также давала ряд конкретных преимуществ в самых разных сферах. Часто великому воину даже не надо было «владеть» собственностью, если принять во внимание тот факт, что у него был привилегированный доступ к предметам первой необходимости; он мог рассчитывать на благосклонность представительниц противоположного пола и имел больше возможностей при выборе жен.

Как и в феодальном Средневековье, такое внимание к личной отваге парадоксальным образом вело к появлению достаточно неэффективных форм ведения войны. Например, поскольку каждый воин североамериканских индейских племен стремился лишь увеличить количество coups (фрагментов вражеских тел или оружия) и получить трофеи (человеческие скальпы), которые в остальном были совершенно бесполезны, их методы ведения войны оставляли мало возможностей для поддержания дисциплины и еще меньше — для создания организованных тактических построений. По этим и по другим причинам их типичной тактикой были засады, стычки и налеты; когда же им угрожало открытое столкновение с регулярными войсками, даже такими, которые не имели превосходства в технике, у индейцев не было никаких шансов, и они, как правило, легко бывали побеждены. Итак, можно почти с полной уверенностью утверждать, что в подобном обществе между общиной и ее «интересами» наблюдалась обратная связь. Война не только не была инструментом общей «политики» племени — напротив, она велась таким образом, что политика уступала место другим целям, которые считались более возвышенными или важными.

В некоторых примитивных обществах главной целью войны было заполучить живых пленников, чтобы потом бросить их в котел. Известно достаточно случаев, когда крайняя нужда заставляла людей питаться человеческим мясом, однако они не имеют ничего общего с войной. Исторически большинство племен, которые практиковали каннибализм на регулярной основе, делали это не из-за голода; а сама эта мысль, когда ее затрагивали антропологи, зачастую встречала лишь насмешки. Куда бы мы ни посмотрели — на Бразилию ли доколумбовой эпохи, Дагомею XVIII в. или острова Фиджи в XIX столетии, — убитых воинов не съедали немедленно, то же относится и к пленникам. Вместо этого они должны были играть роль piece de resistance[49] в празднествах, посвященных победе. В той степени, в какой эти празднования вообще имели под собой рациональные основания, последние часто состояли в желании победителей приобрести качества убитого врага, такие, как храбрость. И в Дагомее, и на островах Фиджи этот ход мысли привел к тому, что в случаях, когда пленник не отличался храбростью, устраивали сложные обряды с целью наделить его этим качеством.

Главной целью, ради которой воевали представители высокоразвитых цивилизаций Центральной Америки, позже уничтоженных Кортесом, тоже были пленники, которых брали в огромных количествах. Однако в этом случае пленников ожидала иная судьба, нежели быть зажаренными на костре. Вместо этого их использовали — если такая фраза уместна, поскольку, по всей видимости, все происходило не без их содействия — в жертвоприношениях. Кровь их сердец должна была оплодотворить и обновить Вселенную. Чем храбрее был пленник, тем более он был ценен. Особенно выдающихся держали живыми до одного года, с ними хорошо обращались и одновременно подвергали сложным ритуалам, целью которых было подготовить плененных к предназначенной для них роли. Сами жертвоприношения носили ритуальный характер, их значимость зависела от того, какому богу предназначалась жертва. На жертвоприношения главным богам собиралось огромное число народу, они сопровождались такой пышностью и торжественностью, какую только могли обеспечить эти общества. Акт жертвоприношения был настолько важен для выживания общества, что в отсутствие обычных конфликтов устраивались особые «цветочные войны», во время которых знатные ацтеки сражались друг с другом ради того, чтобы определить будущую жертву. Даже столкнувшись с европейцами, индейцы больше старались пленить своих противников, нежели их убить, — считается, что этот факт сыграл определенную роль в гибели этих аборигенных народностей.

Не следует думать, что только далекие, экзотические народы воевали ради целей, которые кажутся нам непостижимыми. В библейской книге Судей рассказывается история о том, как народ Израиля начал войну, чтобы отомстить за женщину, наложницу одного левита, над которой надругались жители города Гива. В результате этого погибли десятки тысяч человек и было почти уничтожено колено Вениаминово. Западная цивилизация начинается с момента, когда для того, чтобы вернуть женщину, которая по собственной воле последовала за своим любовником, отправилась тысяча кораблей: началась война, длившаяся десять лет и завершившаяся разграблением царского города. Не так много времени прошло с тех пор, как добропорядочные европейцы, будучи не в состоянии договориться о том, пресуществляются ли вино и хлеб в тело и кровь Господни (или наоборот), попытались разрешить данный вопрос с помощью взаимной резни. Конечно, сейчас все эти цели, как и многие другие, можно поместить в рубрику «интересов». Однако не следует забывать слова немецкого мыслителя XVIII в. Иоганна Готфрида Гердера, которого мы цитировали в начале этого раздела: «Когда значение термина расширяется настолько, что начинает означать все, что угодно, настает такой момент, когда он не значит ровным счетом ничего».

Сегодня мы принимаем как очевидную данность утверждение, что главной целью, ради которой ведутся войны, является установление контроля над какой-либо территорией. Однако антропологи часто отмечают, что у кочевых и полукочевых племен, которые живут в пустынях или джунглях, обычно отсутствует само понятие территориальности. Скорее наоборот, распространенная там точка зрения прямо противоположна нашей: не территория принадлежит народу, а народ принадлежит определенной территории. Поскольку духи умерших предков, придававшие смысл жизни племени, были привязаны к определенным участкам земли, о завоеваниях не могло быть и речи. Опять же, если племя вдруг решало расширить свою территорию, оно не имело уполномоченного правительства и постоянной военной организации, которые были необходимы, чтобы захватить новую территорию и удерживать ее под контролем. Поэтому, если вооруженные конфликты и имели территориальную основу, то в связи с правами доступа к пастбищам, источникам воды и т. п. Каковыми бы ни были интересы, во имя которых члены этих племен убивали друг друга, они не включали, да и не могли включать в себя «завоевание» в нашем понимании этого слова. Если смотреть под таким углом зрения, то, начиная с австралийских аборигенов, племен бассейна Амазонки и до «охотников за головами» из Западной Гвинеи, их деятельность вовсе не была войной, а представляла собой простую последовательность вооруженных набегов.

Похожие представления преобладали и в классической Греции, где полис являлся не только политической, но и религиозной единицей. Считалось, что каждый автохтонный город-государство, т. е. расположенный на территории Греции и не являвшийся колонией других городов, получил свою территорию прямо из рук одного из богов. При таком положении дел обычно «оправдательной причиной» (цитируя Фукидида), по которой города-государства воевали друг с другом, была необходимость помочь союзнику или отомстить за нанесенное оскорбление. Конечно, случалось и так, что земли, лежащие на границе двух городов, становились предметом спора и были причиной серии повторяющихся вооруженных конфликтов. В частности, в период с 431 по 404 г. до н. э. войны между самими греками приводили к разрушению целых городов и полному уничтожению или обращению в рабство их населения. Однако даже в таких крайних случаях речь не шла о завоевании или присоединении новых освободившихся территорий. Даже Мессена, родина илотов и самый жалкий из всех городов-государств, никогда не была аннексирована спартанцами, а лишь порабощена. Когда афиняне разграбили и сравняли с землей Мелос, они не присоединили эту землю к своей «национальной территории», а основали новый полис, состоящий из