— Это же строка, вынесенная в название выставки!.. Последний абзац я бы обязательно включил в экспозицию, в секцию живописи. Звякни Мане, пусть высчитает количество реек на стене перед входом, минимальную высоту и длину каждой.
Пока я говорю с Маней, Франта открывает программу «Индизайн», переносит туда текст автобиографии. Первый зал.
— Ну что она там?
Не дожидаясь звонка, Франта делит текст на равные отрезки.
— Видишь, одно под другим не встанет, ты забываешь, что мы все умножаем на три!
— Вот, Маня прислала эсэмэску с размерами.
— Не надо было ее утруждать, — говорит Франта. — Смотри, если даже брать по самому минимуму — четыре сантиметра высота слова и два сантиметра интервал между словами, — уже можно сказать, что названию вставки нет места на досках. А значит, оно не должно там быть. Знаешь, где ему место? На белой стене против входа, там, где фотография. Стена 2,4x2 метра. Фото — 1,8x1,5. Мы входим и видим: подросток Кин снимает сам себя в витрине магазина, и тут же большими буквами — название выставки. Все собрано.
— Теперь ты забыл про три языка!
— С этим я еще поиграю. На следующей неделе привезу несколько вариантов, испробуем на месте. Мне еще нужны картинки и тексты для буклета и приглашения.
— Я хочу вот этот акварельный автопортрет.
Франта всматривается в плывущее лицо в берете.
— Какой рисунок! Но тут нужна тонкая цветопередача. Может, проще взять черно-белый, с бабочкой? Или фото, где он сидит на мусорном баке?
— На мусорном баке он у нас будет сидеть в центре двора, это фото я берегу для инсталляции. Представь себе форму кровати…
— Не могу. Не помню, как она выглядит…
— Тогда представь букву U. На одной ее стороне, лицом к смотровой вышке, будет сидеть Кин, а с внутренней стороны — зеркало, в него будет смотреться киновская семья, — помнишь фотографию, где его родители, бабушка и дедушка, дядюшка Ричард с женой Марией сидят на скамейке? Где-то в метре от них будет стоять настоящая скамейка, похожая на ту, что на фотографии, и тот, кто на нее сядет, станет частью киновской семьи…
Я объясняю, Франта чертит в компьютере.
— То есть вся эта штука будет метров пять в длину и метра три в ширину?
— Где-то так.
— Но фотография на мусорном баке узкая.
— Да. И зеркало будет таким.
— А что на той стороне, которая смотрит на расстрельную стену?
— Фото Кина за мольбертом в пражской квартире. И название выставки.
— Все это сложи в отдельный файл, с текстами. Акварельный портрет, говоришь? Только на дорогой бумаге. Вместо трехсот напечатаю сто. По цене пройдет. Все, я пошел. Нет, не пошел. Кто-то обещал кофе.
Я варю кофе, Франта разговаривает с женой. Марушка, Терезка, Кочка… Одну забрать из садика, другую отвезти на вокзал… Ездит он на сумасшедшей скорости, однажды ему чуть голову не снесло. «Его не переделаешь, — говорит Милада, — только Богу молиться». Жена у Франты верующая, другая бы его не выдержала.
— Три ложки сахара, если можно!.. Я заметил, — говорит Франта, — что ты выбираешь похожих людей. Фридл, Ведя, Кин — все художники, все педагоги, все занимались дизайном, писали что-то выдающееся…
— Бедя не писал.
— Не писал, так говорил. Его ж не убили.
Франта сбегает по лестнице, влетает в машину и исчезает из виду.
Он прав, меня действительно притягивает к себе особый тип людей. Может, втайне я мечтаю о том, чтоб и меня не забыли? В книге о Кине воспоминаниям его учеников отведена отдельная глава.
