России и Австро-Венгрии — из-за выступлений в защиту национальных меньшинств. В 1906 г. Бодуэн написал книгу 'Национальный и территориальный признак в автономии' (опубликовать ее удалось только в 1913 г.; см.: Бодуэн де Куртенэ 1913). В этой работе Бодуэи предсказывал, что национальное угнетение в царской России приведет к заслуженной гибели империи (с. 83–84). Книга вызвала обвинение в антигосударственной деятельности, и Бодуэн несколько месяцев провел в петербургской тюрьме Кресты. Характерно, что и при Советской власти эта работа Бодуэна не переиздавалась.
В 1913 г. после революции в России Бодуэн возвращается в Польшу. Его избирают почетным профессором Варшавского университета. Вот что писал об этих годах Бодуэна его ученик, польский академик Витольд Дорошевский: 'В своей вступительной лекции он сказал, что Польша возрождается как государство не для того, чтобы увеличить число государств — империалистических гиен. На эти слова часть аудитории реагировала аплодисментами, часть — свистом. В 1922 г. национальные меньшинства демонстративно выдвинули кандидатуру Бодуэна на пост президента Польши' (см. статью Дорошевского 'Об И.А. Бодуэне де Куртенэ', напечатанную в качестве предисловия к изданию: Бодуэн де Куртенэ 1963, т. 1, с. 22).
Что же делало Бодуэна врагом империи и защитником меньшинств?
Резюмировать его концепцию по национально-языковому вопросу можно следующим образом[84]:
1. Национальная принадлежность человека — это явление социальное и культурное (а не биологическое) и определяется сознательно и индивидуально самим человеком (а не семьей, не школой и не государством или религиозной общиной). 'В области национальности' без субъективного сознательного самоопределения каждого лица в отдельности никто не имеет права причислять его туда или сюда' (1913,18). Аналог национальному самоопределению личности Бодуэн видел в вероисповедной принадлежности человека: это тоже социально-культурная и субъективно определяемая самим человеком черта его сознания. При этом Бодуэн очитал вполне естественной возможность разных вариантов национальной, а также религиозной самоидентификации человека: 'При сознательном отношении к вопросу о национальности и о других культурных группировках можно свободно принадлежать не только к одной такой культурной группе, но даже к нескольким разнообразным культурным группам или же не принадлежать ни к одной из них. Другими словами: вполне возможна сознательная (…) принадлежность к двум и более национальностям или же полная безнациональность, точнее вненациональность, наподобие безвероисповедности, или вневероисповедности' (1913, 20–21).
2. В современном мире язык не является критерием определения национальной принадлежности человека (хотя в ранней истории язык и был 'главным основанием для определения племенного родства', 1913, 17).
'Даже владея очень хорошо языком известного народа и принадлежа к нему по рождению, можно, однако же, по тем или другим причинам, выйти из его состава и, наоборот, плохое знание известного языка не мешает сознательному причислению себя к народу, пользующемуся этим языком как органом национального объединения' (1913, 19).
3. Государство не должно быть ни национальным, ни религиозным, ни сословным, ни партийным. 'Мы не допускаем отождествления государства ни с одной церковью, ни с одной национальностью и требуем, чтобы государство, и в целом и во всех своих частях, было вневероисповедным, вненациональным, одним словом, внепартийным. Подкладку государственности в наших глазах составляют одни только чисто реальные интересы, интересы экономические и общеполитические' (1913, 57–58).
В этой связи становится понятной главная мысль книги (определившая и ее название — 'Национальный и территориальный признак в автономии') — мысль о необходимости четкого различения национального и территориального факторов при образовании автономий (государств). При этом реальной автономией, достижимой и действительно необходимой, Бодуэн считал именно территориальное (экономико-географическое) самоуправление. Что касается 'национальной автономии', то, согласно Бодуэну, национальность 'сама по себе совершенно неприменима как признак автономии в строгом смысле этого слова. Частное понятие национальности подходит под общее понятие свободной группировки лиц, мнящих себя одинаково верующими, одинаково национализированными, одинаково партийными. Стало быть, вопрос 'национальной автономии' решается законом о полной свободе союзов и обществ. Другое дело обязательная территориальная автономия, автономия известной области. Вопрос о такой автономии решается на почве чисто земных, экономических и политических, интересов' (1913, 24).
4. В современном мире стремление к 'чистым' (однонациональным) национально-территориальным автономиям — это опасная утопия. 'В связи с этим мы должны отбросить выросший на почве смешения понятий лозунг: 'Россия для русских', 'Польша для поляков', 'Литва для литовцев' и т. д. Россия для всех тех, кто в ней живет. Польша для всех тех, кто в ней живет. Литва для всех тех, кто в ней живет. При таком взгляде не может быть, конечно, речи о каких бы то ни было национальных и вероисповедных стеснениях, до позорящих Россию школьных процентов и до настолько же нелепой, насколько и жестокой черты оседлости включительно. Человек подлежит ответственности и наказаниям только за свои поступки, а ничуть не за происхождение и за принадлежность к тому или иному толку' (1916, 23).
5. 'Вопрос о принципах и границах территориальных автономий нельзя решать ни у себя в кабинете, за письменным столом ученого или бюрократа, ни на случайно набранных митингах… Неужели же, например, при определении автономии Польши мы можем руководствоваться некогда существовавшими границами независимого польского государства? Ведь эти границы постоянно менялись. 'Исторические права' Польши сталкиваются с 'историческими же правами' Литвы, Украины и т. д.' (1913, 28–29). 'Так называемые 'исторические права' являются просто правами насилия, совершенного в прошлом' (1913, 29–30). 'Схоластические и кровожадные 'исторические права' я заменяю правами данного исторического момента' (1913, 32–33).
6. Бесперспективно и для гражданского мира опасно разделять людей на 'коренных' и 'пришельцев', 'хозяев' и 'гостей'. 'Отвергая ссылки на исторические права и ограничивая всю историю — как исходную точку для решения практических политических вопросов — одним только современным историческим моментом, мы, с точки зрения именно настоящего момента, считаясь с фактическим положением дела, должны признать всех без исключения жителей данной местности, данной области, данного государства или поголовно туземцами и хозяевами, или же поголовно пришельцами и гостями' (1916, 23).
7. Язык преподавания должен определяться не центральной государственной властью, а местным самоуправлением. 'Язык каждой школы определяется согласно воле большинства населения данной самоуправляющейся единицы, с обеспечением, однако ж, всех прав меньшинства. Если меньшинство потребует непременно школы с другим преподавательским языком, это его требование должно быть удовлетворено, и даже с ассигнованием сумм из общинного, областного или же государственного казначейства в размере, соответствующем гражданским правам и платежной силе этого меньшинства' (1913, 77).
8. Межэтнический и междувероисповедный мир предполагает воспитание 'общечеловеческого и общеуспокоительного мировоззрения… И тут я предложил бы обратить внимание на следующие школьные предметы:
1) Чрезвычайно много вреда в умственном и нравственном отношении приносит некритическое, чисто вероисповедное и фанатическое преподавание Закона Божия и связанной с ним так называемой священной истории……………………..[три строки вычеркнуты цензурой]… Я полагал бы необходимым, ввиду предохранения детских и юношеских умов от вероисповедной деморализации: или, следуя примеру хотя бы Японии, совершенно исключить из школ преподавание Закона Божия, или же, в случае если бы это оказалось пока невозможным и преждевременным, обязать преподавателей вести его критически.
2) Точно так же мы должны противодействовать развращению детских умов и насаждению в них чудовищного смешения понятий посредством преподавания истории. Особенно так называемая отечественная история является лучшим средством прививки человеконенавистничества вообще и народоненавистничества в частности' (1916, 26–27).
3) Рука об руку с преподаванием истории в деле засаривания голов […цензурная купюра] может идти преподавание словесности и литературы. В предупреждение подобного вреда от литературы следовало бы требовать чтения и усвоения отрывков и произведений общечеловеческого содержания, с устранением
