правительству, как только меня выпустят отсюда.
— Джеймс! — с радостью говорю я, косясь на него одним глазом. — Что ты здесь делаешь? Ты тоже поранил палец ноги?
— Нет, не поранил. Я здесь потому, что мне позвонила Флер и сказала, что она придет домой позже, чем рассчитывала, потому что тебя нужно отвезти в больницу, — зло говорит он.
Я пристально смотрю на него: его короткие волосы взъерошены, а одевался он, судя по всему, второпях. Видимо, детективу не понравилось то, что его вытащили из постели.
Я хмурю брови:
— Ты злишься?
— Я не злюсь.
— Похоже, что злишься.
— Я не злюсь, я в ярости.
Пристальный взгляд его зеленых глаз буквально пригвоздил меня к подушке. Похмелье начинает проходить, и теперь я знаю, что чувствует человек, столкнувшийся с разъяренным Годзиллой. Интересно, обладает ли алкоголь галлюциногенным эффектом? Я закрываю глаза, отчаянно надеясь на то, что Джеймс — это всего лишь видение, плод моего богатого воображения. Через секунду я приоткрываю глаз, чтобы проверить, не исчезло ли видение. Не исчезло.
Желая сменить тему, я говорю:
— Джеймс, это моя лучшая подруга Лиззи.
Очень трудно знакомить людей, лежа на больничной каталке, не говоря уже о сложности говорить развернутыми предложениями, подбирая нужные глаголы и существительные.
С минуту Джеймс пытается справиться со своим гневом и затем пожимает Лиззи руку.
— Здравствуй, Лиззи. Как дела? — бормочет он.
— Рада познакомиться с тобой, Джеймс, — устало говорит Лиззи (ночь выдалась трудная). — Я хочу принести чай, будешь?
— Это было бы замечательно.
Лиззи уходит за чаем, а Джеймс продолжает сверлить меня своим злым взглядом.
— Ты в курсе, что нам нужно ехать на обыск, — он смотрит на часы, — примерно через три часа?
Его лицо то расплывается, то вновь обретает форму. Я быстро моргаю, стараясь избавиться от тумана, окутавшего мою голову.
— Пусть только снимут эту бутылку, и я буду готова ехать!
— Ты не едешь! — орет он.
— Тогда почему ты здесь? — спрашиваю я и хмурюсь, не понимая очевидного.
— Потому что моя невеста, — он указывает на Флер, которая спит, лежа на трех составленных стульях, — не сказала мне по телефону, что с тобой произошло, она повесила трубку. Я подумал, что вы попали в автомобильную аварию.
— Ох!
Я отворачиваю голову от стыда. Жаль, что я не получила по-настоящему серьезную травму и речь идет лишь о паре царапин, полученных в ходе пьяной игры.
— Так что случилось? — спрашивает он, указывая на свисающую с пальца моей ноги бутылку из-под вина.
— Дело в том, что мы затеяли игру. Каждый должен был показать фокус, или сочинить стихотворение, или хотя бы…
Я бросаю взгляд на его искаженное гневом лицо.
— Ну да, это неважно. Я затеяла игру.
Я пытаюсь разглядеть в его лице понимание и симпатию, но ничего подобного оно не выражает.
— Я решила проделать трюк с бутылкой, как раньше делали мои братья. Это всегда было впечатляющим зрелищем.
С чувством отчаяния я смотрю на свою распухшую ногу:
— Проблема в том, что они, кажется, делали этот трюк, используя пластиковую бутылку. Надо было позвонить кому-нибудь из них и узнать!
Рассказав ему про все, случившееся сегодня ночью, я останавливаюсь от охватившего меня волнения.
— Так ты решила проделать фокус с бутылкой… — он смотрит на мою ногу. — «Мерло»?
— Ну, сначала мы эту бутылку выпили, — с жаром заявляю я.
— Это понятно, — сухо отвечает он.
— Все дело в том, что чем больше мы старались снять бутылку, тем больше палец распухал. Он застрял, — объясняю я.
— Я вижу, что он застрял, — раздраженно говорит Джеймс. — Ладно, надеюсь, ты извинишь меня, но я пойду посплю еще пару часов и затем поеду на работу.
— Ты не можешь уехать без меня!
— Холли, — говорит он угрожающе тихим голосом, хотя я предпочла бы услышать его душераздирающий крик. — Даже если бы я захотел взять тебя с собой — а я уверяю, что не хочу этого, — как, черт возьми, я смог бы доставить тебя к месту работы с бутылкой на пальце?
— Но Джеймс! Я должна поехать с тобой!
— С этой штуковиной на пальце ты со мной не поедешь.
— Джо уволит меня, если я не поеду!
— Уволит — значит уволит. С тех пор как ты четыре недели назад подписала этот договор, неприятности преследуют меня на каждом шагу, где бы я ни был. Ты стихийное бедствие, горе и чума.
— Но разве все это не забавно? — слабым голосом оправдываюсь я.
— Забавно? Забавно? Если ты думаешь, что…
Моя нижняя губа начинает дрожать, и мне кажется, что чем больше я стараюсь унять эту дрожь, тем сильнее она становится. Глаза наполняются слезами. Обычно я не поддаюсь эмоциональным взрывам — эта минутная слабость вызвана большим количеством спиртного, выпитого этой ночью. Почему он всегда бросает в мой адрес колкие замечания? Не думаю, что ему понравятся мои всхлипывания в три часа ночи. С минуту он смотрит в пол, а затем говорит уже более мягким голосом:
— Я должен отвезти Флер домой. Если бутылку снимут к моему возвращению, ты поедешь.
— Спасибо, — шепчу я, а нижняя губа все еще дрожит.
Он поворачивается, подходит к Флер и осторожно будит ее. За руку выводит ее из комнаты и, дойдя до двери, оборачивается:
— Холли!
Я поворачиваю голову:
— Да?
— Ты права. Это было забавно, забавнее, чем обычно.
Я улыбаюсь ему, но он уже ушел, держа за руку свою будущую жену.
Глава 21
Я сижу в машине, стараясь не концентрироваться на шуме в голове, урчании в желудке и на ужасном привкусе во рту (как будто у меня не рот, а клетка волнистого попугайчика). Ох, а еще меня беспокоит распухший палец. Сама, конечно, виновата, но я не очень жалею об этом. Полчаса назад шесть крепких офицеров окружили дом номер шестнадцать по Мэйпл-три-драйв, и Джеймс с Келлумом сначала вежливо постучали в дверь, а затем прокричали наводящую ужас фразу: «Откройте, полиция!» Дверь открыла заспанная женщина. Джеймс пронесся мимо нее, Келлум закрыл дверь, и это было последнее, что я смогла увидеть. Быстро передав информацию по рации, четыре офицера, стоявшие по углам дома, зашли внутрь через переднюю дверь. Интересно, что они там делают? Мастерят фигурки из бумаги?
Доблестным работникам больницы, в конце концов, удалось снять бутылку с моего пальца при
