протяжении многих лет, поэтому имя просто-напросто не существенно.
– Я в этом не уверена. – Когда Матиас пожал плечами, она была вынуждена настаивать. – И тебе не нужно никуда уезжать.
С одной стороны, Мэлс не верила, что людям дано видеть будущее, и значит, если он уедет, то это будет его собственный выбор… и это решение можно отменить в любой момент. Он может.
Но… проблема с этим аргументом в том, что она тоже ощущала это – предчувствие, что их не ждало «долго-и-счастливо». Они встретились благодаря аварии, их жизни столкнулись друг с другом, и, равно как и столкновение длилось считанные мгновения, так же будет и с ними.
До конца вечности им останутся лишь ранения.
У нее возникло жуткое предчувствие, что она никогда не забудет этого мужчину.
– Как долго?
– Не знаю.
Спрыгнув со стола, Мэлс подошла к нему и обхватила руками, положив щеку на его бьющееся под ребрами сердце. Когда он обнял ее в ответ, Мэлс задумалась, почему именно к нему она испытывала такую сильную привязанность. Те, другие, обычные, не смогли достучаться до нее.
Но этот мужчина…
Матиас отклонился и коснулся ее лица.
– Я могу поцеловать тебя здесь?
– Ты имеешь в виду в щеку или в этом конференц-зале?
– Ну, ты работаешь здесь, и…
Она прижалась к нему губами, обрывая на полуслове. Кому какая разница, где они были. Отношения между коллегами в этом здании – явление обычное, сюда частенько приводили мужей, жен, любовников.
К тому же, если босс мог домогаться ее, значит, и она может целовать мужчину, которого действительно хотела, под этой крышей.
Закрыв глаза, она запрокинула голову и снова коснулась его рта, позволяя себе задержаться на его губах. И когда Матиас поцеловал ее в ответ, она пожалела, что не может захватить это мгновение и, каким-нибудь образом, сделать его материальным, превратить во что-нибудь, что она могла держать в руках или спрятать в безопасном месте, а потом перейти к следующему комочку глины.
Рука Матиаса уверенным движением скользнула на ее затылок, захватывая контроль. И когда его язык лизнул ее между губ, Мэлс открылась ему, жалея, что они не в уединенном месте, огонь вспыхнул внутри нее, рикошетом отдаваясь от стен ее тела, быстрее, горячее, быстрее, горячее…
Мэлс нахмурилась, когда поняла, что ее рука касается чего-то твердого в районе его поясницы.
И это не бандаж.
Вообще ничего близко связанного с медициной.
Запустив руку под подол его ветровки, она обнаружила… рукоятку пистолета.
Она вытянула оружие из-за его пояса и отступила назад.
Это был сороковой, и она быстро проверила зарядную камеру. Пусто. Магазин тоже пустой.
– Не у тебя одной есть разрешение на ношение, – отстраненно сказал он.
Она вернула ему самозарядник.
– Видимо так. Я могу поинтересоваться, где ты достал его.
– Купил.
– И забыл про патроны?
– Это была не комплексная покупка.
– Знаешь что? Жертва, погибшая вчера ночью в твоей гостинице была застрелена из оружия точно такого же калибра.
– И ты думаешь, что это сделал я потому, что в магазине отсутствуют патроны.
Мэлс пожала плечами.
– Ты сказал не связываться с тобой, потому что я могу погибнуть. Появляешься с оружием после того, как кого-то застрелили в «Мариоте». Называй меня Эйнштейном[97].
– Я не убивал того мужчину.
– Откуда ты знаешь, что это был мужчина?
– Об этом трещат во всех новостях.
Мэлс скрестила руки на груди и уставилась в пол, думая, что этот разговор никуда не приведет их.
– Кажется, мне лучше уйти.
– Ага, – ответила она.
Весьма резкий переход. От поцелуев к этому меньше чем за пять секунд.
– Прости, – сказал он у дверей.
– За что ты извиняешься?
– Я не хочу расставаться на такой ноте.
Ну, он не один такой.
Когда дверь закрылась за ним со щелчком, Мэлс задумалась, встретит ли его снова… и устроила себе взбучку на тему «сохраняй ясную голову и не позволяй либидо затянуть тебя в передрягу».
Ее отец не одобрил бы это. Умные женщины так не поступают.
Катись все к черту…
Ругая себя на чем свет стоит в течение пятнадцати минут, она направилась в отдел новостей, заварила себе чашку крепкого и черного кофе и вернулась к рабочему столу.
– Скажи, что ты не расквасила мою тачку.
Она подпрыгнула и перевела взгляд на Тони.
– Чт... О, нет. Вот ключи.
– Ну, ты выглядишь так, будто побывала в очередной аварии.
Да ладно.
Откинувшись на спинку кресла, она уставилась на монитор.
– Ты в порядке? – спросил Тони. – Нужен «Твинки»?
Мэлс рассмеялась.
– Думаю, сначала «Максвелл хаус», но все равно спасибо.
– Чего такая кислая?
– Просто гадаю, как с физиологической точки зрения шрамы могут исчезнуть с мертвого тела?
Окей, она не об этом думала, но сойдет и этот социально приемлемый заменитель. Ей бы все равно пришлось это спросить. Тони был ходячей энциклопедией.
Сейчас настало его время откинуться назад и уставиться в пустоту.
– Такое невозможно. Шрамы есть шрамы.
– Тогда как ты объяснишь два набора фотографий, на одном есть рисунок на коже, а на другом его нет?
– Просто. Кто-то приложил руку к фотошопу.
– Я тоже так думаю.
Чего она не поняла, так это «зачем». По крайней мере, у нее есть подозрения относительно «кто» это сделал.
Мэлс уронила голову набок. Подделка улик была совершена не официальным фотографом… пока она делала снимки, в той комнате вместе с ней была еще дюжина мужчин, и она ничего не меняла на фотографиях после этого, они бы завопили о не состыковках сразу же, как увидели фото.
Значит, остается Монти, мужчина, который мастурбировал своему Эго, сообщая прессе то, что не следовало, и создавая драму там, где ее не было. Какова была вероятность, что он исправил фото просто ради веселья?
Мэлс перешла к действиям, заходя в базу данных «ККЖ».
– Либо так, – добавил Тони, – либо божественное вмешательство.
***
