Второй недостаток Якира, о котором КГБ знало так же точно, как
и о первом, это его надломленность. 14-летним мальчиком он был
взят из очень благополучной и пользующейся почетом семьи героя
гражданской войны, военного теоретика, командарма Ионы Якира
и брошен в бездну лагерного мрака. Вместо любящей
родительской ласки – мат и побои надзирателей, издевательства
уголовников. 17 лагерных лет и ссылки навсегда поселили в его
душе ужас перед лагерной бездной. Люди не понимают всей
глубины этой трагедии. Они видят обычно лишь ее следствие –
пьет. Я же видел саму суть и поражался, как смог он преодолеть
этот ужас и стать одной из самых заметных фигур правозащиты.»
Трудно назвать эти строки НЕСУЩЕСТВЕННЫМИ. Особенно
если в дальнейших изданиях сохранилось ТАКОЕ (речь идет о
«раскаянии» Якира, показанном в 1973 году по телевидению; П.Г.
находился в это время в психиатрической клинике и вынужденно
смотрел телепередачу):
«Я понимал, что это спектакль, и сжал сердце в кулак. Но когда на
вопрос П. Якиру, что он может сказать о психическом состоянии
Григоренко, был получен ответ: «Я как неспециалист не мог
правильно судить о его психическом состоянии, поэтому все мои
утверждения о полной его нормальности объективно являются
клеветническими», – я еле удержался от крика боли. В какую же
бездну падения надо сбросить человека, чтобы он об отце своем не
мог сказать – нормальный он человек или сумасшедший. А к
Петру Якиру я относился именно как к сыну. К любимому сыну. И
он ко мне относился по-сыновьи. Последние полгода перед моим
арестом редкий день проходил, чтобы мы не виделись. О его
сыновьем отношении свидетельствует и отношение к моей семье
после моего ареста.
И вот теперь он заявляет, что «не знает», нормальный я или
сумасшедший. Было от чего взвыть. Думаю, что даже в
«раскаянии» у человека должна быть черта, которую перешагивать
нельзя. Петр ее перешагнул».
Нью-Йорк, Изд-во «Детинец», 1981, с. 727–728.
Москва, Изд-во «Звенья», 1997, с. 555–556.
Однако в предисловии к российскому изданию 1997 года Андрей
Григоренко пишет:
«Отец не оставлял работу над текстом и после выхода нескольких
изданий – что-то поправлял, сокращал казавшееся ему
несущественным. Однако, постоянно возникали какие-то более
срочные дела, и завершать эту, третью, редакцию пришлось мне –
руководствуясь последними указаниями отца».
Изъятие первого из двух процитированных выше отрывков,
посвященных Якиру, представляется мне непоправимым ущербом
для книги П.Г., и я не исключаю, что Андрей Григоренко, готовя
издание 1997 года, подвергся давлению со стороны третьих лиц.
Думать так меня заставляет также следующее обстоятельство.
В 1990 году в журнале «Звезда» книга П.Г. была переиздана,
причем приблизительно с тем же изъятием, что и в 1997 году.
Однако сделанное изъятие мотивировалось совершенно иначе:
