жительства. А дальше - видно будет.
- Угу, - девушка уже взяла себя в руки и смотрела слегка вызывающе. - Договорились, товарищ уполномоченный. Будет характеристика, все будет...
- Ох, нарываешься ты... - пробормотал Трубин и посмотрел на меня. - Хорошо, Эрик, как закончите - выходите. Полину они решили оставить, но я думаю - имеет смысл утром перевезти ее ко мне в городок. У нас неплохие врачи, а я ведь за девочку отвечаю... в какой-то степени.
Белла неприятно усмехнулась:
- А вам, выходит, можно? Ну, с девочками?
Трубин обернулся на нее, широко распахнув глаза:
- Ч-то?.. Так, милая, пригласи-ка сюда своего начальника. Хватит, поигрались. Сейчас другой разговор будет.
Белла чуть дрогнула, но ответила, широко улыбаясь:
- А мой начальник как раз в а ш у девочку и смотрит. Вон там, за стеночкой. Нехорошо как-то его отвлекать от такого...
- Белла! - я не выдержал и дернул ее за руку. - Да прекрати, наконец, что из тебя лезет?!
Она немедленно освободилась от моей хватки:
- Эрик, правда - на моей стороне. Знаю я этих добродетелей, как за другими шпионить, так они первые, а сами...
- Начальника, я сказал! - оглушительно рявкнул Трубин.
Я почувствовал: еще секунда, и что-то взорвется, так же, как взорвалось час назад кафе, полетят осколки, ошметки, и ничего уже нельзя будет поправить.
- Он занят! - ненавидяще процедила Белла и отвернулась.
- Хорошо, - Трубин развернулся и вышел за дверь.
- Иосиф!.. - я кинулся следом за ним, остановился на пороге, посмотрел на застывшую у стола фигуру блондинки. - Белла, да что ты делаешь?..
- Что я делаю? - она пусто посмотрела на меня. - Заносит. Нервы ни к черту... Чувствую, что хватит, а остановиться не могу. Влипла, да? Он - шишка большая, упечет в бараки лет на десять вшей у пациентов выводить...
- Я сейчас. Ты остынь, настройся, что унижаться придется, - я взялся за ручку двери. - Пожалуйста, успокойся. Мы уйдем, и все закончится. Только не лезь в бутылку больше.
- Тебе легко говорить... - она присела на краешек стула. - Иди, что стоишь?..
Трубина я нашел в соседнем кабинете, просторном, холодном, с десятком пустых каталок у стены, фикусом в кадке, сверкающим гинекологическим креслом и огромным ореховым столом на львиных лапах. Полина в одних трусиках, лицом вниз, лежала на широком, застеленном простыней столе под мощной круглой лампой, а доктор возился с каким-то огромным, мерно гудящим устройством, напоминающим электрический полотер. Трубин стоял к ним спиной и молча ждал.
- Иосиф, - позвал я, старательно отрезая взгляд от тела девушки. - Можно вас на минуту? Все равно доктор сейчас занят...
- Собираетесь защищать эту молодую стерву? - Трубин усмехнулся и потер подбородок. - И напрасно. Мне она хамит - это полбеды. Но ведь она хамит и больным.
- Товарищи, - вполголоса, не отрываясь от прибора, сказал врач, - пожалуйста, не мешайте. Машина реагирует на посторонние звуки.
- Угу, - Трубин взял меня под локоть и вывел в узкий коридор. - Видите ли, Эрик, это не просто частный случай. Она социально опасна, эта ваша стервочка. Ей сколько лет? Двадцать? Двадцать два? А разговаривает уже с полным сознанием своей власти. Я ей в отцы гожусь, а она рявкает, как на шкодливого ребенка. И ладно бы, но она ведь, к тому же, позволяет себе неприкрыто оскорблять человека, даже зная, что он - должностное лицо! Что же тут творится с обычными гражданами?..
- Признайтесь честно, Иосиф, вы просто обиделись, - я старался говорить как можно мягче, чтобы не заводить его.
- Обиделся?! - Трубин всплеснул руками. - Да на кого? На эту молодую идиотку, у которой папа наверняка или главврач, или директор? Судя по тому, как она тут разговорилась, думаю, директор. Но она просто не понимает, что завтра этот самый папа своими руками удавит ее за сегодняшнее. А вы мне - 'обиделся'... Какая-то мелкая зарвавшаяся хамка... Ну хорошо, хорошо. Мне действительно неприятно. И вдвойне неприятно, что придется оставить тут девочку. А может, сразу ее перевезти, а?.. Вызову машину, и дело с концом! - он слегка повеселел и успокоился. - Есть же дежурная машина. Что я, в самом деле...
Я улыбнулся ему. Гроза вроде бы стихала.
- Кстати, - Трубин вдруг с любопытством посмотрел на меня, - а может, и вы уж с нами? Вы меня простите за навязчивость, дружок, но как-то так нескладно все вышло... Тем более, утро скоро, а к девяти нам надо в Управление Дознания, не забыли? Потом я вас поведу на комиссию, так что какой смысл вам домой? Выспитесь, отдохните у нас... а?
- Ну, конечно! - ради зеленой карточки я был готов на все. И, если уж совсем честно, домой мне ни капли не хотелось. Человек, который ждал меня там, чтобы с порога спросить: 'Ну?..', мог подождать и еще.
- Вот и хорошо! Я вас в таком состоянии просто не могу никуда отпустить! Сейчас я позвоню в городок, прибудет машина, и поедем все вместе.
В кабинете, где бледная осунувшаяся Белла старательно возилась со шприцами, не поднимая глаз от расставленных по столу никелированных бачков, Трубин набрал номер и строго сказал в трубку:
- Что, спите? Это я. Значит так, поднимайте водителя дежурной машины, надо перевезти людей... их двое, пострадали от взрыва. А-а, уже слышали? Небось, весь город на ушах, войска, да?.. Ну, и правильно. И правильно. Хорошо, пиши. Улица Свободная, первая горбольница. Мы будем в приемном отделении. Только я прошу - не копайтесь! И пусть приготовят два бокса, один - хирургический, второй... ну, второй можете обычный. Да, врача обязательно... Все. Не позже, чем через сорок минут - жду.
- Пожалуйста, извините меня, - дождавшись конца разговора, тихонько попросила Белла. - Честное слово, сама не знаю, что нашло. Нервничаю сильно...
- А люди-то чем виноваты? - уже беззлобно сказал Трубин и покачал головой. - Срываетесь на всех подряд, кричите. Вы же медицинская сестра, белый халат носите, к вам за помощью приходят, а вы...
- Извините, - Белла подняла полные слез глаза.
- Плакать-то мне надо, - Трубин вздохнул. - Люди испортились. Не понимаю, что такое?.. Живем хорошо, спокойно, ни войны, ничего... А люди - как собаки, гавкают друг на друга, дерутся, пьют, преступность только за прошлый год на пять процентов выросла! В честь чего, я спрашиваю? Откуда эти пять процентов, кто они такие?..
Белла молчала, всхлипывая.
- Не знаете? А ведь корни-то всего этого - вот, хамство наше, безнаказанность... Только зачем я вас воспитываю? Сами все знаете и понимаете. Дома-то, небось, тихо себя ведете, как мышка. Там не поорешь, живо на место поставят... Вам бы полечиться, но - ладно. Пока работайте.
- Спасибо! - медсестра вспыхнула от радости.
- И держите себя в руках, - Трубин покосился на меня. - А то в следующий раз, кто бы за вас ни заступался, отправлю в блок психообработки на три месяца, а потом еще на год - на фабрику, шнурки плести. Вот, кстати, заступник ваш, - он снова глянул в мою сторону, улыбнулся, - сам не понимает, что вам же - вредит, приучает легкие пути искать... Хороший человек, чистый. За мое имущество глаза лишился, и ничего, еще за вас хлопочет.
- Ах, вот... - Белла удовлетворенно кивнула. - А то проволока, проволока...
- Да, - подтвердил Трубин. - Постеснялся правду сказать. Это у нас в характере - скромность. Но не надо доводить ее до абсурда - это я вам, Эрик, говорю. Не надо! Сделали дело - имейте честность в этом признаться. Тем более, дело-то хорошее.
У меня вдруг заболела голова, и все вокруг отодвинулось за толстое стекло этой боли, отделилось от меня: Трубин, Белла, столик с блестящими никелированными банками, стулья, вытертые доски пола, плафон на потолке, синее окно, подсвеченное желтоватым фонарем, массивный письменный стол, шкафчики, черный телефонный аппарат. Резануло: 'Вор!!!', но я тут же испуганно затолкал эту мысль на
