попадаются неплохие экземпляры, - он широко улыбнулся и быстро выстрелил взглядом в мою сторону, словно ища поддержки.
Мне уже приходилось слышать мнение, что женщина - человек в некотором роде неполноценный, не имеющий права голоса, даже как бы и не человек вовсе, но я думаю, неполноценен как раз тот, кто мне это сказал. Вообще от рассуждений на тему, кто у нас более, а кто - менее человек, очень заметно попахивает комплексом этой самой неполноценности, будто залежавшейся колбасой, уже покрытой пленкой гнили. У меня на эти разговоры устойчивая аллергия.
- Знаете что, товарищ Зиманский? - я взял руки Хили в свои и чуть сжал. - Ваше мнение, безусловно, имеет право на существование, но мы с Эльзой собрались погулять, и...
- Боже мой, не обижайтесь на меня! - Зиманский вдруг испуганно побледнел и схватил меня за локоть. - Вы обиделись? - он посмотрел на Хилю. - Умоляю вас, дорогая моя, простите. Ну, сморозил идиот, что с него взять?.. Я же никому зла не желаю, я восхищаюсь вами, поверьте мне, пожалуйста!..
Хиля вежливо улыбнулась:
- Да нет, какое там... Обычный мужской шовинизм, мы это в школе проходили. Единственно - если решите заявить что-то подобное публично, полистайте перед этим Моральный кодекс. Так, на всякий случай, чтобы не было вопросов, если морду набьют.
- Хиля! - я не знал, засмеяться мне или просто увести ее от греха подальше.
'Первая Грузовая' - прозвучало в динамиках. Поезд затормозил, и мне показалось, что Зиманский сейчас встанет и выйдет из вагона, во всяком случае, он сделал такое движение. На лице у него появилась гримаса то ли обиды, то ли раздражения, и Хиля - я видел - усмехнулась, довольная.
За шесть лет нашего досвадебного знакомства я успел хорошо изучить ее характер и ничему не удивился. Она такая, для нее главное - не истина, а победа, но разве можно человека за это судить? В конце концов, самолюбие - достаточно веская причина для того, чтобы просто поставить обидчика на место, не доискиваясь причин его поведения.
Однако - двери закрылись, а Зиманский остался. Положив ногу на ногу, он вынул из своего плоского дерматинового портфеля сложенную газету 'Статистический вестник', развернул ее и стал внимательно читать. Мы молчали. Хиля глядела в окно, подперев кулаком щеку, я тоже от нечего делать уставился на красно-кирпичную громаду 'Металлурга' (в народе - 'крематория') с тремя орденами на фасаде, закрывающую половину неба за железнодорожными путями. Трубы, как всегда, выдыхали огромные клубы темно-серого дыма, плотного, как каучук. Дым вливался в небо и пачкал чистые облака, но все-таки облачная белизна оказывалась сильнее и поглощала грязь без остатка.
Прошло несколько минут. Хиля поерзала на месте и кинула неуверенный взгляд на нашего непрошеного попутчика. Это тоже в ее характере: если человек долго молчит и не надоедает, она начинает нервничать.
Я улыбнулся и легонько толкнул ее коленкой, глазами указав на Зиманского. Она тоже улыбнулась и отвела со лба недавно подровненную русую челку:
- И что говорит статистика?
- По поводу чего? - парень поднял глаза.
- Ну, хотя бы по поводу электричек.
- Электрички?.. так... ну, вот. За первые два квартала текущего года введено в строй четыре новых локомотива и двадцать семь вагонов, списано в металлолом - один локомотив и девять вагонов. Отремонтировано в общей сложности шестьдесят три километра путей, из них с полной заменой полотна - четырнадцать, с заменой полотна и электрооборудования - пять целых и три десятых.
- Как интересно, - Хиля вытянула ноги и откинулась на спинку сиденья.
- А вы знаете, - Зиманский сложил газету, - что в черте города на настоящий момент проживает сто двадцать семь тысяч триста четыре девушки в возрасте от шестнадцати до двадцати пяти лет?
- Ну и что?
- Вы из них - самая хорошенькая.
- А мужчин того же возраста сколько? - поинтересовался я.
- Сто тридцать четыре тысячи двести двадцать девять.
- Вы придумываете, или у вас память такая? - удивилась Хиля.
- В том-то и фишка, что память! - розово улыбнулся Зиманский. - Вы думаете, как я вдруг из рабочего комбинезона выпрыгнул? Из-за нее, из-за памяти! Я же - идеальный статистик!
- Да-а...
- Хотите, я назову вам серийный номер радиоприемника, установленного в служебной машине, на которой вы ехали на свадьбу?
- Верю, верю! - моя жена махнула на него рукой, засмеялась. - Везет людям. Мне бы такую память! А то вечно что-нибудь забываю.
- Увы. Я - еще больший растяпа. Помню только цифры, - Зиманский убрал газету в портфель и сложил руки, на манер беременной женщины, на животе. - А что еще нужно статистику? Цифры, и ничего больше. Вот и вырос, можно сказать.
- От вас жена-то не стонет? - Хиля прищурилась.
- А нет у меня жены!
- Что так плохо? Вам лет-то уже порядочно. Или вы - 'непродленка'?
Зиманский весело рассмеялся:
- Интересный какой термин! Впервые услышал. Кстати, в среднем, из ста заключаемых браков тридцать восемь не продлеваются на второй срок. Почти половина!
- Тридцать восемь - не почти половина, а чуть больше трети. И это нормально.
Они помолчали, меряя друг друга оценивающими взглядами, потом Хиля склонила голову набок:
- Вас как зовут-то? Я же не могу - 'товарищ Зиманский'. Мы не на собрании.
- Ничего, нормально. Я имя свое просто ненавижу - Егор. Лучше - Зиманский, и можно без 'товарища'... Да, а почему вы - Хиля, если вы Эльза?
- Прозвище, - моя жена шевельнула бровями, словно говоря: 'И прошу любить и жаловать'.
- И нравится? Прозвище?.. А меня в школе Дедом Морозом звали, но сейчас, думаю, это как-то не пойдет. Кстати! Со следующего года новшество намечается - брак сможет продлевать семейный инспектор, надо будет ему только заявления отдать. И ходить никуда не придется.
- Да? Ну, Розочке прибавится работы! - Хиля весело хлопнула себя по коленке. - Правда, Эрик?
Я представил себе нашу инспекторшу с ее бешеной активностью и усмехнулся:
- По-моему, ей это только на руку. А то столько энергии в небо уходит - жалко.
Зиманский покачал головой:
- И это все потому, что браки зачастую не продлеваются из-за нашей элементарной лени. Тянут до последнего, а потом локти кусают. Вот и решили для проверки попробовать, может, и улучшится статистика.
- А еще что-нибудь расскажите, - попросила Хиля. - Люблю интересные наблюдения.
- Еще? Ну, по сравнению с аналогичным периодом прошлого года, количество незаконнорожденных детей в рабочей среде уменьшилось на три целых и семьдесят пять сотых процента.
- А что, такие еще бывают?!
- Бывают. Законодательство все-таки несовершенно.
Моя жена изумленно потрясла головой:
- Нет, ну как это может быть - незаконнорожденные? Есть же Моральный отдел, есть дознаватели... А как же матери?
- А что матери? Плохо, конечно. Жертвой любого преступления быть плохо...
Лицо Хили сразу омрачилось, но она ничего не сказала.
Электричка въехала на мост через реку Нету и тихо застучала по нему на небольшой скорости. Солнце облило водную гладь, сделав ее лакированной, сверкающей, чистой, как зеркало. Где-то вдалеке виднелась уползающая к горизонту баржа, вдоль берегов сновали паруса яхт-клуба, маячил катер речного патруля. Желтая полоска пляжа пестрела купальниками, а вода у этой полоски казалась кипящей - там было тесно от людей. Я засмотрелся: над горизонтом набирал высоту самолет, почти такой же, как наша игрушка, только настоящий, пассажирский - он поднимался в синеву невесомо и легко, прямо, как стрела, потому что внутри
