'Телевизор' затрещал, картинка ненадолго пропала, потом вернулась в черно-белом цвете и без звука. Я снова увидел мужчину в рабочих штанах и женщину в ночной рубашке, они сидели за столиком кафе и о чем-то разговаривали, причем мужчина явно нервничал и курил резкими короткими затяжками.
Небо за окном начало светлеть, а яркий серп солнца оказался теперь направлен рожками в другую сторону.
- Кончается, - с легкой настороженной грустью сказала Хиля.
Изображение на экране задрожало, пошло полосами. На секунду появился звук, и я успел расслышать слово 'суббота'. Потом все исчезло.
Зиманский подошел к 'телевизору', слегка постучал по черному корпусу, пощелкал кнопками. Влез на подоконник и без особой надежды подвигал 'тарелку'. Картинка больше не появлялась.
Я сидел, здорово озадаченный. Вообще-то это было похоже на обычное кино, и у меня возникло слабое подозрение, что где-то в комнате все-таки спрятан проектор, но такое было вряд ли возможно. Зиманский выглядел расстроенным, и все его жалкие попытки вернуть кино на экран только подтверждали это.
- Все, - сказал он, повернувшись к нам и разведя руками. - Больше, кажется, ничего не будет...
Затмение кончилось. За окном сиял белый день, гомон стихал, толпа, видимо, расходилась по своим делам. Хиля бесцельно прошлась по комнате, улыбнулась:
- Ну, все так все. Ничего страшного, правда? - в ее улыбке сквозило легкое разочарование, которое она пыталась скрыть.
- Да, ничего... - пробормотал Зиманский и вдруг посмотрел на меня почти умоляюще: - Но ведь ты все видел, Эрик? Ты понимаешь, ч т о ты сейчас видел?
Мне захотелось его успокоить, и я сказал:
- Понимаю. Художественный фильм. Только не совсем понятно, что это была за бутылка, и при чем тут женщина с шаром...
- А, это реклама, - Зиманский махнул рукой и выключил 'телевизор'. - Я вообще-то надеялся... но, видно, на таком расстоянии... Кстати, у меня даже версия есть: то, что мы успели увидеть, связано с затмением. Может, радиоволны отразились от луны? Хотя - я в этом ни черта не смыслю.
В прихожей зашевелился ключ в замке, и мы с Хилей одновременно вздрогнули, сразу вспомнив свои страхи.
- Егор! - моя жена впервые назвала при мне Зиманского по имени. - Прошу тебя, погляди - кто там?..
Тот послушно выглянул в коридор, сказал кому-то 'добрый день' и вернулся:
- Мама Эрика.
- Одна?.. - я почувствовал прилив холодного игольчатого страха.
- Вроде бы одна.
Мама процокала каблучками в сторону кухни, и я дернулся, чтобы пойти за ней, но не смог подняться со стула. Хиля послушно подхватила меня под руку:
- Ты уверен? Может, я схожу?
- Не надо, - я прислушался к шагам и понял, что мама сейчас придет сама.
Зиманский тоже это услышал и одним движением, снова напомнив мне фокусника, накрыл свой подарок занавеской.
Мама вошла, улыбаясь и вертя в руках неподписанный голубоватый конверт:
- О, все в сборе. Сынок, - улыбка ее сделалась счастливой, - тебе лучше уже? А нас, представляешь, отпустили затмение смотреть - все бюро, оставили только дежурного. Сказали, можно не возвращаться! Так что займусь-ка я пирожками, как считаешь?
- Письмо пришло? - я кивнул на конверт.
- Не знаю, - мама весело развела руками. - Мужчина какой-то отдал у подъезда. Бывает же такое!..
Хиля хотела что-то сказать, но промолчала, выразительно глядя на меня. Зиманский нервно переминался с ноги на ногу.
- Хорошо, - мама повернулась, чтобы идти. - Через полчаса пожалуйста на чай, ребята.
- Вот так, - проводив ее взглядом, прокомментировала Хиля. - Я же говорила! - она покачала головой. - Странный он, тот мужик. Глаза просто никакие... тухлые глаза, как у покойника...
- Вы меня простите, - сухо сказал Зиманский. - Я заберу эту вещь и принесу вам завтра нормальный приемник. Не вышло так не вышло.
Через полчаса мы сидели за столом, и я не мог отвести взгляда от лежащего на окне конверта. Мама еще не вскрыла его, может быть, дожидаясь 'отца'. Или просто забыла в хлопотах. Но я-то помнил, и тревога моя все разрасталась. И еще - в нее вплеталась какая-то раздражающая мысль, связанная с загадочным ящиком
- А что там такое, на комоде? - мама налила Зиманскому чашку чая. - Не вы принесли, Егор? Интересная какая-то штука, большая... Новый приемник?
- Ну да, только он не работает, похоже... Ребятам вроде как на свадьбу подарил, и нате вам - бракованный.
- Безобразие! - мама покачала головой. - Дорогая ведь, наверное, вещь...
Мысль, которая беспокоила меня, вдруг обрела очертания. Это было очень просто: Зиманский не разбирается в радио, он вообще не технический человек, несмотря на свою феноменальную память, поэтому смешно предполагать, что эту штуку он собрал сам. Тогда - кто? И что за 'другое место', откуда якобы велась передача?..
* * *
С нами в лифте поднимался еще один человек, высокий, плотный, с улыбчивым лицом, в шуршащем белом халате, наброшенном поверх строгого костюма. Что-то в нем показалось мне знакомым, я присмотрелся и заморгал от удивления: мы уже встречались этой бесконечной ночью, именно он выглянул к нам с Полиной из дверей 'Радиокомитета' и весело спросил: 'Принесли?'. Теперь он выглядел совсем по-другому, но все равно был легко узнаваем - я, наверное, узнал бы это лицо даже в огромной толпе.
- Привет! - человек тоже воскресил в памяти мою повязку на глазу. - Ну что, нашли старушку? К дознавателям-то ходили?
- Да, спасибо! - я кивнул, непонятно чему радуясь. - То есть нет, не нашли. Найдем, завтра. Куда она могла деться?
Мы поулыбались друг другу. Он объяснил:
- А я тебя тогда перепутал. С одним знакомым... Неблизким знакомым, конечно. Он мне катушки должен был принести, я часа четыре его ждал. Так и не пришел, скотина...
'Зачем он мне это рассказывает? - существо у меня внутри удивленно подняло бровки. - Потому что общительный? Да я ему никто, не наплевать ли ему на мое мнение?..'
Вот тогда меня и кольнуло в первый раз. Все, что случилось до этого - ерунда, и я это понял как раз в тот момент, когда почувствовал укол тревоги. Всего их будет три, но я об этом, конечно, не знал, просто прислушался к новому ощущению и подумал: дело плохо.
Мысль ('ой как плохо, и не представить!') пришла и сразу испарилась, а я остался в скоростном лифте с задумчивым Трубиным и этим человеком из 'Радиокомитета'.
Интересно, что он здесь делает? Ночью, глубокой, темной зимней ночью? Готовит сводки для объявления по радио? Маловероятно. Такие вещи по радио не объявляются, и никто в городе не узнает наутро, что творилось под покровом темноты после скрытого от всех объявления тревоги. Начнется обычный день: к утру на месте взрыва уже разгребут завалы, расчистят проезжую часть, разъедутся деловитые дознаватели и судмедэксперты, и лишь разрушенная стена дома будет напоминать о том, что там стояло когда-то кафе для ночных сотрудников.
А если этот улыбчивый мужчина работает здесь, в спецгородке, то что он делал вечером в 'Радиокомитете'? Как вообще связаны эти две организации, одна из которых формирует наш досуг, а вторая следит за моральным обликом?..
И этот укол - словно маленькая сирена внутри, которая взвыла, объявляя об опасности и тут же
