стихла.
Лифт выпустил нас на втором этаже и сразу ухнул вниз на чей-то вызов. Человек из 'Радиокомитета' деловито ушел, напевая себе под нос, а мы, словно связанные невидимой перемычкой сиамские близнецы, затопали по ковровой дорожке к кабинету с черной доской и лекционными скамейками.
Нас встретил Голес, румяный, бодрый и совсем не заспанный, словно не ночь стояла на дворе. Рядом с ним на скамейке, поджав ноги, сидела напуганной курицей продавщица Ивкина и смотрела на нас круглыми встревоженными глазами. Я обратил внимание, что одета она гораздо опрятнее, чем в магазине: на ней было темное фланелевое платье, немного похожее на домашний халат, и белый пуховый платок, наброшенный на плечи. Ноги в мокрых валенках она старалась спрятать под скамейку как можно глубже. А вот волосы так и не вымыла, и они облепили голову, как шлем.
- Ходили на медосмотр... - извиняющимся тоном начал Трубин, но тут девица вдруг оживилась, увидев меня, и воскликнула почти с радостью:
- Вот этого я знаю! У-у, ворюга чертов!..
Я отшатнулся. Впервые меня вот так, в глаза, назвали вором, и звучало это отвратительно.
- Ворюга, ворюга! - она даже чуть подпрыгнула на своей скамейке. - Я тебя помню, я видела, как ты там по углам прятался! На шмотку чужую позарился, сволочь!..
- Стыдно! - Трубин укоризненно всплеснул руками. - Стыдно валить с больной головы на здоровую, вы же знаете, что попались!
- Я - попалась?! - Ивкина ощетинилась и пригнула голову. - Это с какой же радости я попалась-то? Я, слава Богу, работаю честно, ко мне претензий нет. А вот этот, - она показала на меня пальцем, - ворюга! Он же вашу куртку и спер!
Голес пока молчал, слушая, а я все косился на него, пытаясь понять, верит он этой женщине или нет. По всему выходило - не верит, но по лицу его ничего невозможно было прочесть.
- А кошелек? - вкрадчиво спросил Трубин. - Скажете, не думали присвоить? Не хотели на ситчик себе денег раздобыть?
- С... ситчик? - Ивкина вдруг запнулась на этом слове, и лоб ее слегка покраснел. - Ну и что, за мысли не судят!
Я с изумлением понял, что угадал - надо же, до чего стандартны люди! И не слышал ведь, что происходило в магазине, а вычислил абсолютно точно!
- Так как все было? - мягко поинтересовался Трубин. - На самом деле - как?
- А я все объяснила гражданину дознавателю, - продавщица уже пришла в себя и сидела, независимо задрав подбородок.
- Хорошо! - сказал Голес, жестом приказывая Трубину замолчать. - Я все понял. - он посмотрел на Ивкину, потом на меня, потом снова - на нее. - Значит, гражданка Ивкина, вот этого человека вы знаете. Хорошо. Теперь расскажите о том, втором, который тоже был в магазине в момент кражи.
- О каком втором? - удивилась она.
- Всего в зале было четверо, - терпеливо объяснил дознаватель. - Трое, включая вас, находятся здесь. Я бы хотел услышать о том человеке, которого с нами нет.
Ивкина задумалась. По лицу ее было видно, что она просто не помнит, был ли в магазине кто-то еще. Вспоминая, она шевелила губами, словно шепталась с кем-то, но и это не помогло:
- Да нет, вроде никого не было.
- Не было или не помните? - нажал Голес.
- Не помню, - выдохнула женщина.
- Угу. Значит, вполне вероятно, что кто-то все-таки был? А вы занимались покупателем и не обратили на него внимания?
Ивкина поколебалась:
- Ну, может... - взгляд ее снова остановился на мне. - Но ведь это он, он куртку взял! Я точно знаю!
- Откуда? - удивился дознаватель. - Сверток лежал внизу, на батарее, и вы не могли видеть его со своего места. А значит, не могли видеть и вора. Как же вы утверждаете?
- Так больше же некому! - она, кажется, уперлась. Чем-то я сразу ей не понравился, еще в магазине, наверное, и теперь никакая сила не могла заставить ее отнестись ко мне иначе.
Трубин внезапно подошел к Голесу, наклонился к его уху и быстро зашептал что-то, делая пассы руками. Тот, подумав, кивнул, и мой обворованный друг торопливо удалился.
Мы остались втроем.
- Сейчас сюда подойдет человек, - обращался Голес к продавщице, но глядел почему-то на меня, - и вы скажете мне, виделись ли с ним раньше. Хорошо? Одна просьба: не обманывайте. Если виделись, так и скажите.
Ивкина неуверенно покивала, но тут же вскинулась снова:
- А этот точно куртку взял. Морда у него бандитская.
Я засмеялся, и Голес слабо поддержал меня, листая свои бумажки.
- Нет, серьезно! - девица обиделась. - Я этих крыс конторских, как облупленных, знаю. С виду-то приличные, а как стянуть, что плохо лежит, так они - первые. А потом на честных людей валят.
Мне вспомнилась какая-то давняя демонстрация в честь Дня Труда, когда люди в праздничной толпе поймали карманника и сдали его постовому. Он, кажется, разрезал сумку какой-то женщины и вытащил талоны и деньги - и этот человек действительно напоминал крысу быстрыми движениями маленьких темных глазок, поворотами юркой шеи и мелкими, бисерными жестами ловких длиннопалых рук...
Теперь и я - вроде него. Отличаюсь-то я только тем, что не выгляжу, как вор, в остальном мы - собратья. Но почему? Я украл куртку не ради обладания вещью, а из-за чего-то другого, что я не мог сформулировать. Это было человеческое чувство, очень странное, даже неестественное, но все же далекое от чистой корысти.
Ожил громкоговоритель, прошелестело: 'Внимание, Чемерин, специалист-три, подойдите в сектор пятнадцать, вызывает специалист-один Трубин. Внимание, Чемерин, специалист-три, подойдите в сектор пятнадцать, вызывает специалист-один Трубин'.
А я вдруг снова захотел признаться и едва удержался, чтобы не сказать Голесу: 'Простите меня, это я - вор'. Дознаватель молчал, читая какой-то длинный список фамилий. Ивкина молчала тоже, зыркая на меня неприязненно и хмуро.
'Внимание, Чемерин, специалист-три, подойдите в сектор пятнадцать, вызывает специалист-один Трубин'.
'Странно, - подумал я. - Куда он уже успел запропаститься? Только что ведь разговаривали, несколько минут назад...'.
Трубин вернулся минут через пятнадцать - один, с озадаченным лицом. Он даже постарел от волнения, и я увидел, что ему вовсе не сорок пять, как казалось мне вначале, а гораздо больше пятидесяти, и он - больной, усталый человек. Весь вид его говорил о том, что произошло что-то плохое, странное, неожиданное, и он был к этому не готов.
- Ну? - Голес поднял глаза от списка и улыбнулся всеми розовыми подушечками своего лица.
- Его нигде нет... - Трубин непонимающе развел руками. - Понимаете, он просто пропал.
Вот тут меня и кольнуло во второй раз: я увидел выражение лица продавщицы Ивкиной.
Понимаете, количество всевозможных гримас, подвластных живому человеку, все-таки ограничено. Он может удивляться, хмуриться, смеяться, недоверчиво смотреть, презирать, обижаться, да все, что угодно - но на нее лице вдруг появилось нечто новое, никогда раньше мной не виденное. Это было похоже на парадокс: глаза обрадовались, а рот неожиданно искривился, утратив губы и превратившись в тонкую изломанную трещину.
- Тот человек, со шрамом? - уточнил я, уже понимая, что его не найдут, не получится, и все это не просто так - он действительно в чем-то виноват, но не в том, в чем обвинил его я. Куртку он, конечно же, не крал, но...
- Ну да. Чемерин, - пробормотал Иосиф, опускаясь на жесткую скамейку. - Быть не может! Некуда здесь убежать, я предупредил на КПП, его просто не выпустят... Если только он в одном из блоков, но там ночью всегда заперто...
