- Человеком - да, но...
- Какое 'но'? Главное - быть человеком, Эрик.
В тот день, собираясь на службу, я не мог отделаться от странного ощущения, что Хиля меня боится. Я и сам себя опасался.
Вечером зашел Зиманский с толстым кремовым тортом, украшенным затейливыми розами. Такие торты продавались в центральном гастрономе по специальному праздничному талону.
- Что, действует? - еще в прихожей он заметил мой тревожно бегающий взгляд и заулыбался. - Вот и отлично. А я тут... в общем, у меня день рождения, если вы не против.
Из кухни на голоса выглянула Хиля в домашнем платье и фартуке, с забранными под белую косынку волосами:
- Что ты сказал?
- День рождения. Я специально не говорил до сегодняшнего дня, чтобы вы с подарком не суетились. Давайте просто посидим, чайку попьем?
Длинный прорезиненный плащ, в котором он пришел, скрывал, оказывается, новенький серый костюм из дорогой шерсти.
- И в должности повысили, - объяснил Зиманский, снимая галоши и уверенно проходя в комнату. - Теперь я старший инспектор, начальник маленького отдела. Трое подчиненных, и все - девушки.
- Ну, может, семью хоть создашь, - Хиля поставила его торт на середину стола. - А то лет тебе сколько, и все один.
- Сколько? Всего-то тридцать четыре, - Зиманский засмеялся, заметив ее удивление. - Ну да, выгляжу моложе. Стараюсь быть в форме.
- Сам-то случайно таблеток не пьешь? - Хиля прищурилась.
- Да нет, мне без надобности. Я - человек до отвращения здоровый, у нас больных не держат.
Я еще не знал, что именно в тот день - день рождения моего друга - все рухнет в нашей жизни, превратится в пепел, а потом, возродившись, покатится по совершенно иному пути. Я не знал еще, что перейду ночью в параллельный мир, но не в тот, куда ушли мои родители, а еще в какой-то, неуютный и странный, и не буду в нем счастлив.
Все было хорошо - пока хорошо. Но грозная перемена уже стояла за дверью в гулком подъезде, готовая войти без стука в нашу нарядную квартирку, еще не обжитую, но раскрашенную, как цветами, узорами наших надежд на будущее...
Наверное, я все-таки это почувствовал - сейчас и не помню. Возможно, память просто дорисовывает несуществующие детали к той далекой, размытой цветной картинке. Но на секунду мне показалось: что-то случится. Хиля протянула тонкую руку за заварочным чайником, весело болтая с Зиманским, и меня кольнуло в самое сердце: какая же она красивая, какая чистая, невесомая, нереальная, и все-таки что-то случится, что-то изменится, и очень скоро...
Утром, в автобусе я, помню, снова думал о нашем ребенке и пришел к окончательной мысли, что это будет девочка. Даже имя ей придумал - Елена. Она будет похожей на Хилю в детстве, такой же тоненькой, слабенькой, бесцветной, и я буду беречь ее от любого сквозняка. Никаких детских садов, пусть мать сидит с ней дома. Никаких гулянок допоздна, игр на холодном ветру, чумазых мальчишек, норовящих дернуть за косу. Она будет много читать, ходить с нами в театры, я накуплю ей игрушек - пусть мирно возится с ними в уголке, под присмотром Хили.
И вдруг - в тот момент, когда моя жена потянулась за чайником - меня словно окатила ледяной водой странная, нелогичная мысль: никакого ребенка не будет. Тестостерон тут ни при чем, просто не будет ребенка, и все.
Потом мысль улетучилась, я включился в разговор, попробовал сладкое, с синтетическим привкусом, вино, принесенное Зиманским, почувствовал головокружение, но выпил еще, и еще. Все отодвинулось, как при болезни, смягчилось, стало нечетким и теплым, плывущим мимо меня, как облака.
- Эрик, тебе уже хватит, - Хиля ласково провела ладошкой по моей спине, и это прикосновение вдруг мощно отозвалось у меня внутри, вызвав долгое, жгучее, сводящее с ума эхо.
- Только мать сошла с крылечка, - сказали за меня мои губы, - Лена села перед печкой, в щелку красную глядит, а огонь поет, гудит... - я улыбнулся.
- Какая Лена? - удивилась Хиля.
- Лена? Неважно. Это просто детское стихотворение. Я бы хотел - если у нас будет дочь - назвать ее Леной. Ты не против?
- Лучше бы мальчика, - моя жена пожала плечами. - Хотя - это же как получится. И еще не скоро будет.
- Почему не скоро? Давай - скоро. Дадут квартиру побольше, - я попытался обнять Хилю, но руки сделались тяжелыми. - А чего тянуть?
Зиманский усмехнулся:
- А правда, Хиля! Я вам хорошую коляску подарю. Могу даже няню найти, если надо.
- Что это вы вдруг? - Хиля обвела нас взглядом. - Ну, Эрик-то пьяный, а ты, Егор? Сам недавно говорил, что дети - это слишком сложно.
- Так то - для меня, - он для убедительности ткнул себя в живот пальцем, - а ты прирожденная мать. Есть женщины двух типов: матери и любовницы. Так вот, ты - именно мать, в лучшем смысле слова.
- Не знаю, - Хиля неуверенно поглядела в мою сторону.
А мне вдруг захотелось, чтобы Зиманский ушел. Это было неожиданно и никак не связано с моим к нему отношением, просто все мое существо умоляло оставить нас с Хилей вдвоем - и немедленно. Но как было сказать об этом человеку, который в свой день рождения пришел к единственным друзьям, потому что ему совсем не к кому больше пойти? И я стиснул зубы.
Он уже что-то рассказывал, весело жестикулируя.
- ... а потом пришел новый директор и начал водить нас строем. В цех - строем, на обед - строем, прямо как в армии. И что это ему в голову стукнуло? А я вообще толпы не люблю, натура у меня такая эгоистичная. Ну, и сказал ему: мол, товарищ директор, вы неправы. Крику было! Если бы не тот инспектор, что меня с завода вытащил, сидеть бы мне на конвейере до скончания веков!.. Там, понимаешь, как дело было. Стою, работаю. Инспектор по цеху бродит, толстенький такой, маленький, на фоне станков - просто лилипут. Подходит ко мне: 'Ну-с, и какой процент выработки сегодня? Сколько брака?'. Он думал, я сейчас мямлить буду или в бумажки полезу, а я ему - так-то и так-то, товарищ инспектор, столько-то деталей, это на столько-то процентов больше, чем вчера, и столько-то процентов брака. Он не поверил, в ОТК побежал, а там ему - на, вот тебе циферки! И сошлось. Он обратно прибежал, бумагами трясет, спрашивает с такой подначкой: 'А вчера сколько выработки было? А за весь прошлый месяц? А брака сколько?.. А сколько на заводе рабочих? Кого больше, мужчин или женщин? А по разрядам?..'. Уже и не знал, что спросить. Вижу - мозги у него плавятся. Целый час меня экзаменовал, аж вспотел, бедный. Мне-то что, смена моя идет, стою, болтаю. А через неделю - вызов в Управление статистики, на проверку памяти. Вот так я из рабочей спецовки и вылез.
- Как здорово! - Хиля слушала его, подперев кулаком щеку.
- Да ладно - здорово. Это же не врожденное качество, это тренировкой достигается. У меня работа такая - без памяти нельзя. Знаешь, что такое мнемоника?
- Слышала где-то...
- Ну, смотри. Допустим, мне надо запомнить номер твоей социальной карточки. Какой у тебя номер?
- Я так не помню... - Хиля взяла с секретера свою сумку, достала карточку, раскрыла на первой странице, - Вот, 399150033.
- Ну, это-то просто. Хотя, для примера тоже можно. У меня все цифры имеют цвет. Тройка - розовая, девятка - коричневая, единица - серая, пятерка - желтая, ноль - голубой. И представляешь себе, допустим, букет цветов. Или кубики.
- А-а, вон оно как... - Хиля убрала карточку и покачала головой.
- 399150033? - Зиманский улыбнулся.
- А ты молодец. И что, все числа так запоминаешь? Без ошибки?
- Первое-то время было тяжело, но теперь - автоматом. Этому любой может научиться. И ты можешь.
