диковинное, что смущенному от такого сравнения Рамсесу, восседающему на табурете, пришлось украдкой еще раз, но внимательней, оглядеть того, который не спешил проходить. Рамсес поймал себя на мысли, что лицо у него, должно быть, ему знакомо, но вспомнить еще что-либо, связанное с ним, он не смог.
Парень, определенно, не был обычным. На круглом уплощенном лице выделялся монголоидный разрез глаз, но вертикальная складка кожи полулунной формы несколько прикрывала внутренний угол глаза и эта особенность в целом отличала парня от той расы. За губами угадывался крупный язык, потому что он так «напирал» на рот, что губы не были плотно сомкнуты. Кожа, отдаленно помнившая воздействие загара, не придавала лицу красивый признак здоровья, а лишь подчеркивающе выделяла совсем уж белые, «оправившиеся» от солнечных летних лучей, деформированные ушные раковины. В остальном, у парня была вполне себе плотная и даже коренастая фигура. Наряду с этим, в общем-то, высокий рост, а к тому обычные пропорциональные руки и ноги. Удивительно, но, если бы не выражение лица, парень бы ничем не обращал на себя внимания, особенно со спины.
— Окаянный, на кой ты мне под старости лет такое удумал? — не затихала бабуля и продолжала злиться.
Рамсес ничего не понимал, но парня, который, прибывая в растерянности, опустил глаза перед напористой бабулей, стало жалко.
— Я хлеб принес, — тихо сказал тот, не поднимая глаз.
— Вижу, что не совесть лежит в сумке, а то она меньше-то у тебя…Ладно, хоть про хлиб не врешь, — промолвила бабуля тише, чем прежде.
— Успокойтесь, баба, — по-детски произнес парень, — я ничего не делал и вел себя, как дал слово.
Бабуля в сердцах махнула рукой в его сторону и взяла пустые тарелки со стола. Он поспешил к ней и помог — забрав чашки, принялся те мыть. Она снова села.
— Поесть, наливай себе сам, — сказала она спокойно, как если бы до этого и не злилась. — Мы уж поели.
— Спасибо. Я не хочу.
— Ох, Дэвис, Дэвис, — попричитала бабуля и вздохнула.
Рамсесу не хотелось, чтобы она снова начала сердиться, и он решил вмешаться. Тем более, что ему показалось, будто никто из присутствующих его не замечает, особенно парень.
— А почему так назвали — Дэвис? — задался он вопросом, оттого получилось нескладно — выглядело, как озвученные мысли вслух, а не обращение к кому-либо конкретно.
— Родители захотели, — пожимая плечами, коротко ответил Дэвис.
На что бабуля добавила:
— Теннис большой воны любили, тому так и прозвали, когда вин народился.
— Есть такой Кубок Дэвиса, — уточнил парень.
— Вот то, им кубки-то и подавай, — слабым голосом продолжила бабуля. — Вовсе ум уж заволокло, будто нужны не детки, а суперигроки на яком-то бесовом поле, шоб у жизни выцарапать сей непотребный кубок. Только воны не поймуть, кому чего доказывать собирались-то по сути, если плоть от плоти не радует с кубком иль без, да о то иль брошена вовсе?
— Бабушка! — укорил Дэвис.
— Ну, а шо? — сказала она громче. — Ведь, як прознали про болезнь Давуна, так и, выходить, ты ничей очутился и плоть у тебя друга, тому як им — чемпионов подавай!
Услышав слово «Даун», Рамсесу вдруг стало понятно, кого ему напоминало лицо Дэвиса. Он вспомнил, что, оказывается, ему просто знакомы такие люди. Рамсес предположил, что дел с ними он никогда не имел, но о них знал, что они существуют.
Вместе с тем, Рамсес отчего-то почувствовал обиду за Дэвиса и решил снова вмешаться. Хотя бы сменить тему разговора, так неудачно, как оказалось, им начатую:
— Дэвис, а как мы вчера приехали к тебе? Бабушка говорила, в корыте?!
Парень поставил чистые, сухие тарелки на полку и повернулся к ним лицом, ласково улыбаясь.
— Да. Я не знал на чем еще Вас привезти, — речь у Дэвиса была с задержкой, тембр голоса звучал своеобразно, но нельзя было сказать, что произношение ужасное, а слова на слух воспринимаются отталкивающе.
Рамсес поморщил лоб, пытаясь вспомнить что-то из вчерашнего. Попытка не увенчалась успехом.
— Скажи мне, Дэвис, как так получилось, что я с вами, но не могу вас вспомнить? — Рамсес подумал и добавил: — Впрочем, я совершенно ничего не помню.
— Как вас зовут, помните? — озадаченно спросил Дэвис.
— Я ж его выспрашала, он, як партизан, не говорит.
Рамсес, пытаясь вспомнить имя, смотрел то на бабулю, то на Дэвиса. Не отыскав ничего у себя в голове, он отрицательно помотал головой и пожал плечами.
— О, я ж говорю, як партизан!
— Я, правда, не помню.
— Остальное помните? — продолжал спрашивать Дэвис и было видно, что он искренне переживает.
Рамсес задумался вслух:
— Собственно, я не знаю, о чем мне надо подумать, чтобы понять, что я помню, а о чем забыл. Скажу так, когда я говорю или вас слушаю, то просто понимаю, что, то или иное я знаю, а, вот, кое-что мне совершенно не знакомо…Как-то так.
— У меня есть пресса, — сказал Дэвис и взял с полки экземпляр свернутых газетных листов, которые протянул Рамсесу. — Помните, как читать?
Рамсес развернул листы и прочитал первый, попавшийся на глаза, заголовок статьи:
— «Цирк в Кремле», — и словно в подтверждение самому себе, что он может читать свободно, Рамсес продолжил и весьма бегло: — Самое ли время, когда на улицу выходят недовольные граждане, устраивать в Кремле шоу?! Руководство ГКД, отдавая отчет, что главная площадка страны непроста, заверило…
— Так, — перебил Дэвис, — читать Вы можете. Это значит, что у Вас — временная потеря памяти.
— А ты откуда можешь об этом знать? — удивился Рамсес, будучи твердо убежден, что Дэвис не может об этом ведать наверняка.
— В основном в Интернете я читаю только о болезнях и помню, о чем пишут, — Дэвис обиделся.
— Я имел в виду, что ты не врач, — ответил Рамсес и приободряюще улыбнулся, потому что одновременно с этим, он отчетливо понял, что такое и Интернет, и доктор.
— Вот, Вы почему-то верно знаете, что болезнь и врачи, и вообще все то, о чем мы говорим — это связано с медициной. Вы же понимаете это? Ведь, так?
— Да, — твердо ответил Рамсес, начиная осознавать, что, действительно, он о чем-то просто знает и все тут. А, вот, какие-либо темы (равно, как и значение отдельных слов) ему совершенно не знакомы.
— Вот, я и Вам говорю, доктора про такую болезнь пишут, что иногда люди забывают недавнюю свою жизнь, а остальное у Вас будет все так, как и прежде.
— Но, — растерянно заговорил Рамсес, — почему тогда я не помню семью, имя…Ты, случайно, не читал в Интернете, как долго подобное состояние может длиться?
— Я читал о таких, как Вы, что после двух дней они опять вспоминали о себе все.
Рамсес недовольно поджал губы.
— Один врач писал, — продолжал Дэвис, — что такое происходит с тем, кто перенапрягся или у него был сильный стресс…и после холодной воды такое может быть! Я теперь стараюсь ей не умываться.
Рамсес усмехнулся, машинально реагируя на последнее предложение.
— Вы можете, и правда, радоваться, — пробубнил Дэвис, насупившись от обиды, — в случае с Вами, это не приносит никакого вреда. А память воротится к Вам и у Вас не останется ничего плохого…В отличие от Вашей болезни, о моей — так не пишут.
Наступило молчание. После этого бабуля, которая до сей минуты слушала и не перебивала их, поинтересовалась:
