обычным и нормальным, а кого со слабым развитием: конечно, если на это посмотреть шире, а не физиологически. В продолжение же — один пример. Допустим, человек с высшим образованием. Понятно, что наличие оного, это далеко не факт, что он полноценно развит. Но все же. На работе такая личность весьма успешно справляется с обязанностями, а по вечерам и на выходные пускается во все тяжкие, о чем и предположить-то ближайшее окружение не может.
— Что Вы имеете в виду, — перебил Рамсес, запутавшись, — говоря: «он пускается во все тяжкие», как это понять?
— Я, о том увлечении, которое делает людей теми, кем они становятся, и чем люди, в силу объективно низменных причин своего занятия, никогда не станут хвалиться, но страсть к нему будет царствовать над ними и уже ни за что не оставит человека свободным.
Рамсес попытался глубоко осмыслить услышанное — так же, как выражался отец Велорет, но для этого ему нужно было время, а отец Велорет продолжал.
— Надеюсь, сейчас ты не вспомнил о непристойном увлечении из-за того, что их попросту нет в твоей жизни, — сказал отец Велорет с нотками надежды. — Но оставим это. Мы не говорим о тебе. Я лишь в качестве примера упомянул о той безобразности, о которой ни коллеги по работе, ни члены семьи не догадываются, насколько она весьма необычна. Примеров же низменного поведения, чтобы поговорить о нормальности или отклонениях, к моему сожалению, множество. Вот, еще. На днях мне поведала прихожанка. Речь не о ней, а о мужчинах, коими они, как оказалось, не могут называться. Милая, добрая женщина помогла ребенку десяти лет зарегистрироваться на страничке одной из соцсетей. Девочка давно этого хотела — многие в классе общаются в сети. В первый же вечер ей прислали около ста пятидесяти сообщений с предложением познакомиться.
— Знакомство, разве это не нормально?
— Ты опять не дослушал и перебил.
— Извините.
— Не один из сверстников не написал ей этого предложения. Они приходили от взрослых, назову их так, дядь, которые объясняли девочке, как хорошо ей будет от этого знакомства…С позволения, я опущу суть тех мерзких высказываний.
— И, что мама?
— Пока убрала персональные данные дочери из соцсети, но в семье теперь скандал и недопонимание. Вопрос, надолго ли дочь будет отсутствовать на страницах Интернета? В наше время неминуемо настанет тот день, когда дитя само или при помощи друзей вновь там зарегистрируется.
В общении Рамсесу никак не становилось легче, мысли довольно быстро менялись, а рассуждения отца Велорета были столь полны общими и мельчайшими деталями, что периодически формирующееся мнение стало многослойно тягостным и уже не укладывалось посильным бременем в мозгах.
— Мне тяжело во всем разобраться, — честно признался он, добавив: — сейчас. Но, похоже, вопрос о нормальности или отклонениях того или другого человека однозначно, что невозможно судить по внешним физическим признакам.
— А говоришь, разобраться непросто. Ты, наверно, никогда до этого не руководствовался простыми вещами, думая о сложном. Вот пример. Скажи мне, ты задумывался, почему воду невозможно одолеть, как ни старайся с ней справиться в тех или иных ситуациях?
— Нет, — ответил растерянно Рамсес, в действительности, наверное, только что в своей жизни подумав об этом.
— Потому, что вода — самая мягкая и приятная среди всего на Земле. Отсюда, возможно, если все люди станут похожими на воду…
— Мягкими и приятными? — вмешался, уточняя, Рамсес.
— Да. То людей тоже невозможно будет одолеть.
— Интересно слушать. Но, почему Вы не приводите примеры, чтобы это нашло отклик у многих? Взять, одно лишь то, как поступают некоторые мамы.
— Почему?.. — отец Велорет многозначительно задумался. — Это самое непостижимое из всего, что можно объяснить. Если кратко, то многие (без разницы каков социальный статус) живут в самом горе, как в уже нечто родном и близком для себя. Вот поэтому, большое количество людей уже не в состоянии замечать само горе — они попросту привыкли к нему. А что касается моих слов, так в них присутствует принцип — когда я рассуждаю, я придерживаюсь одного мнения, неважно во что ты одет, главное богатство внутри себя.
— Странно, — искренне удивился Рамсес, — кто и живет в горе, так это те, как Дэвис или Юля, но они более радостны, нежели те, кто не пребывает в видимом горе.
— Мало того, среди таких, как Дэвис или Юля, ты не найдешь тех, кто совершил бы преступление, тем более убийство.
— Ни одного?! — еще более изумился Рамсес.
— По крайней мере, я этого не знаю. В плане поведения — в отличие от остальных с 46-тью хромосомами — они нам показывают пример искренней любви. Допустим, когда они спокойны и ни чем не раздражены, то они более ласковы и дружелюбны, нежели мы. Но у них, как и у всех, есть характер и настроение, которое, разумеется, переменчиво, но не сверх того. Тем более, им не придет на ум, как нам, прости Господи, хвататься за нож во время ссоры. Так что, — резюмировал отец Велорет, улыбнувшись, — кто из людей по-настоящему болен?
Рамсес двусмысленно хмыкнул.
— Кстати, — оживленно заговорил он, — когда я в доме Дэвиса услышал слово «Даун», то почему-то во мне устойчиво сохраняется понимание, что такие дети рождаются у родителей, которые вели, ну, скажем, неправильный образ жизни. Это так или я, с потерей памяти, что-то путаю?
— Рождение такого ребенка никак ни связанно с асоциальностью: и у той, кто пьет и у кого огромное состояние — у каждой равные шансы оказаться перед фактом, что ребенок пребывает в утробе с синдромом Дауна.
— Все равны.
— Как и во всем, перед Господом. Мне вообще стало казаться после знакомства вначале с Дэвисом, а затем и с Юлей, что, когда человечество искренне примет людей…с синдромом ли Дауна или с иными (как считают многие) отклонениями, то перед нами откроется нечто большее, чем мы обладаем сейчас. Мне представляется, отношение к таким людям с нашей стороны — это лакмусовая бумажка, которая покажет Господу, насколько мы готовы к серьезным переменам в нашем мире. В отличие от нас, люди (как считают многие) с отклонениями уже сейчас живут по другую сторону, созданной нами, несовершенной цивилизации. Они не видят наш реальный мир, так, как мы. Зато им дано пояснить нам о мире, где господствует добро и что жить при нем лучше. Когда мы их поймем, на планете начнется новая эра. Всех тех, кого мы называем по устоявшейся традиции с ограниченными способностями, у них на самом деле возможности безграничны. В особенности, если встает вопрос, у кого научиться сердечности? Конечно, у них! У этих людей иначе, чем у нас, устроен мозг. Они видят мир совсем по-другому и это им дается свыше.
— Получается, что сейчас мы не готовы к чему-то большему? И то, как поведали мне Вы, отец Велорет, у нас вообще нет шансов?
— Если так судить, как предполагаю я и вопрошаешь ты, то у нас, в России, пока что, правда, нет шансов. Но, допустим, у той же Европы их больше.
— В чем это выражается?
— Ну, скажем, в Европе (довольно давно) люди с синдромом (раз мы говорим о них) остаются жить в семьях. И там нет, слава Господи, ни приговоров от врачей, ни специальных домов в таком виде, как у нас в стране.
— То есть! Вообще, нет?
— Абсолютно, нет! — отец Велорет поневоле улыбнулся. Но, заговорив о своей стране, вновь стал серьезен. — В России же 85 % семей сразу же отказываются от младенцев, когда узнают, что у них синдром Дауна.
— Слава Богу! — заговорил Рамсес на манер отца Велорета; тот ничего не понял и он поспешил пояснить: — У нас таких детей рождается мало.
