— С чего взял? — не менее удивился отец Велорет, когда понял.
— Я точно не знаю, но как-то врезалось в память, что я за всю жизнь и видел-то одного парня с синдромом Дауна и, вроде, похож он был на Дэвиса. Впрочем, они на одно лицо, — вскользь упомянул Рамсес. — Но, я не об этом. Вот я и делаю вывод, что у нас, если на улицах их нет, то, таких людей мало.
— Ошибочно все воспринимают, что у нас их меньше, чем в той же Европе. Как я уже говорил, 85 % таких деток сразу попадают в специальные учреждения и там они обречены — им уже никогда оттуда не выйти. Вот и получается, что семьи в Европе гуляют с детками, а у нас в стране дети живут за решетками до конца дней. Так что, людей с синдромом Дауна и у нас и у них — ни больше, ни меньше. Просто у них они есть, а у нас, вроде как, их нет. А дети с обычным набором хромосом в Европе живут бок о бок с людьми с синдромом Дауна.
— Н-да, уж, — задумался Рамсес, — не то, что эти.
— Ты, о компании молодых людей?
— Да. С кого началось знакомство с Вами, — проговорил он в задумчивости, но тут же оживился. — Все же я не пойму, как Дэвис и Юля смогли научиться рассуждать, многое понимать… Они же не воспитывались в семье?
— Начну с того, что у них, опять-таки, по словам медиков, особая форма болезни. К тому же, существует много способов обучения людей с синдромом Дауна. Рождение же Юли и Дэвиса пришлось на девяностые годы прошлого столетия. В то время, благодаря когда-то периоду СССР, были специалисты — мало, но они имелись, особенно в Москве, — кто изучал этот вопрос. Включая и то, чему такие детки могут научиться.
— Что означает период СССР?
Отец Велорет отмахнулся.
— Суток не хватит пересказать, что это было за время. Если не вспомнишь, когда-нибудь расскажу, — отец Велорет снисходительно улыбнулся. — В девяностые же годы в одночасье многие остались без работы и не знали, куда себя деть. Я не знаю, чем руководствовались те, кто им помогал, кроме родственников, но они определенно во славу поработали с Дэвисом и Юлей. А это, что ни на есть, именно работа и с большой буквы! Могу предположить, что за свой труд в то время они не могли брать деньги — их ни у кого не было. К тому же и люди тогда не руководствовались исключительно материальным. Возможно, им было интересно продолжать изучать детей с синдромом Дауна. Точно не могу сказать, я с ними не знаком. Но благодаря и специалистам, и бабушкам и дедушке, Юля и Дэвис смогли стать теми, кто они сейчас и есть. А всем можно сказать большое спасибо.
— Что сейчас? Те, кто рождается с синдромом Дауна, с ними не занимаются?
— Помогать, как это делали некоторые специалисты в — девяностых, уж точно не станет никто. Ныне либо надо заплатить денег, либо это просто не будет никому интересно, ведь это занятие не принесет доход.
— Но, как я понял, они обучаемы всему?
— Да. Как элементарным бытовым навыкам, так и большему, допустим, жить и работать самостоятельно. Этому есть примеры, но не у нас в стране.
— А Дэвис и Юля? — удивился Рамсес. — Я думал, они и есть пример.
— С ними — это история с очень большим исключением из правил. Многое придется объяснять, чтобы тебе стало понятно. Допустим, почему мы их тут, ну, вроде как прячем от других и делаем все, чтобы не узнали о рождении Веры органы опеки.
Многое из сказанного, и правда, было не понятно ему.
— Вы их, тут, прячете? — спросил он о том, о чем понял определенно, не особо вникнув относительно остальных высказываний.
— Оставим беседу на эту тему для другого раза, — неохотно отозвался отец Велорет. — В том числе, и непросто пояснить, почему Юлины бабушка с дедушкой не могут принять ее взрослой. Я, конечно, общаюсь с ними и стараюсь многое объяснить. Кстати, Юля и Дэвис этого не знают. Так что, и ты им не говори. Пока не время. Но, что касается родных Юли, то, им интересно узнавать от меня, что именно с ней все хорошо и другое их не беспокоит. По крайней мере, так говорят они.
— Болтать, я не стану, — задумчиво произнес Рамсес. — Но невообразимо, чтобы они, кто в свое время не отдал Юлю в Детский дом, а затем и заботились о ней, сейчас так всему противились.
Отец Велорет повздыхал.
— Проще сказать, возраст, с которым тоже надо считаться. Но, на самом деле, это достаточно непростая, тяжелая и сложная тема, в общем и целом. И тут больно многое надо будет тебе понять, а в рамках одной лишь ночи не получится.
— Тогда другой вопрос.
— Спрашивай.
— Неужели те, у кого синдромом Дауна, могут родить?! — потрясенно, наконец-то, спросил Рамсес, пожалуй, о самом главном для себя касательно этой семьи.
— Рожать могут все женщины. Только у тех, как Юля и Дэвис, у них есть большая вероятность зачать ребенка с таким же синдромом Дауна. Точнее, 50 на 50.
— Если 50 на 50, — не понимая, уточнялся Рамсес, — то, получается, риск тот же самый, как и у обычных людей. Или я, с частичной потерей памяти, не правильно понимаю цифры?
— Ну, по сути, да, как и у всех, — отец Велорет тоже задумался… — В этом смысле Юля не отличается от миллиардерш. Обе могут в равной степени — 50 на 50 — встать перед выбором, рожать или нет, если выяснится, что плод с синдромом Дауна.
— Да, уж, — Рамсес продолжал говорить, размышляя: — Юля рассказывала мне, что с ней происходило до рождения Веры.
— Уверен, она не рассказала тебе о многом в силу доброго характера.
— Ей пришлось пережить намного больше от родственников?
— По отношению к ней и Дэвису со стороны близких, они пережили достаточно.
— Почему?
— Говоря в общем, сегодня жизнь людей наполнена множеством смыслов, но в них нет понимания тех же самых желаний Юли и Дэвиса, родить ребенка. Они же простые правдивые люди, которые, что увидят или почувствуют, о том и говорят. Вот, — отец Велорет блаженно улыбнулся, — они захотели и на свет появилась Верочка. А рождение ребенка — единственное счастье на Земле. И Юля с Дэвисом, как никто иной, заслужили это счастье.
— Я как-то ничего не могу понять. То Вы говорите, что прячете их тут, то врачи плохо относятся к Даунам, то они помогали Юле с рождением ребенка…
— Не путай всех с желанием отдельно взятого человека помочь семье Дэвиса. К нам ходит прихожанка, она вдова — у мужа не выдержало сердце, когда единственная дочь умерла от передозировки наркотиков. А по специальности она врач-гинеколог. Втайне от коллег, но совершенно искренне и профессионально она помогала Юле справиться с трудностями и стать мамой. А, в общем и целом, то, да, может дойти до того, что у Юли отнимут Веру.
— Как это? Она же мать! — изумился Рамсес, но сдержанно, помня, что девочки спали.
Отец Велорет развел руками.
— Здесь много причин. Допустим, общество считает себя более умным, чем та же женщина, кого природа наделила материнской любовью от рождения. Поэтому существуют примеры неправильных решений, когда необоснованно разлучают маму и дитя. Касательно Юли, обществу вообще все понятно на уровне приговора — такие, как Юля, они не имеют право на это чувство, — отец Велорет тяжело вздохнул. — Но, о чем мне говорить Юле и Дэвису, если у них отнимут Веру? Если их сердца искренние и добрые и они просто стараются жить в гармонии с нами, с природой. Хорошо, что, в отличие от многих, они обладают внутренним стержнем, который состоит из простых человеческих взглядов и принципов и это помогает им во многом. А вообще, касательно этого вопроса… Ты можешь вообразить, что станет с ними, будет с нами, если у них заберут дочь?
— Как-то вокруг них все сложно складывается.
— Да, непросто. Незатейливо можно лишь подытожить — они живут не в то время и не в том месте. А
