больше похожих на махровую плесень, были плотными и непрозрачными.
Скорлупа, внутри которой прямо сейчас рождается что-то невообразимое.
Сразу же вспомнился кокон мотылька между рамами, найденный прошлой ночью, и Виктору подумалось, что именно такого исхода он должен был ожидать. Должен был, как ученый, как биолог, как просто разумный человек.
— Там внутри… это ведь он там? — спросил Виктор, и не узнал собственного голоса, настолько тот показался далеким, чужим, охрипшим.
— Я вас предупреждал, профессор.
Динику сделал попытку подхватить Тория под локоть, но тот дернул плечом и отступил в сторону.
— Что вы с ним сделали? — потребовал он ответа. — Какой из ваших экспериментов дал подобные результаты?
— Сожалею, но теперь это не в вашей компетенции, — сухо ответствовал агент.
Виктор ощущал на своем затылке впивающиеся взгляды военных. Сейчас Динику стоило отдать короткий приказ — и его выведут под белые ручки из лаборатории, с базы, может вообще вышлют из города (
— Можете не говорить, — буркнул Виктор. — Я знаю, с какими образцами вы работали.
Глаза Динику были черными и горячими, как все кипящие смолы ада. И эта пылающая ненависть жутко контрастировала с вежливой — даже чересчур вежливой, — речью агента.
— Тогда я не скажу вам ничего нового, — плавно произнес он.
— Отчего же? — едко возразил профессор. — Я бы очень хотел узнать, какой из шести образцов произвел подобный эффект.
Он махнул рукой в сторону кокона, и военные напряглись. Виктор уловил краем глаза, как крепче они перехватили приклады автоматов, как ученые на всякий случай отступили к дальней стене.
«Здесь скоро будет очень горячо, — подумал Виктор. — Независимо от того, спровоцирует ли это Динику или я, или, что вероятнее всего…»
Он старался больше не смотреть на кокон. Его стерильная белизна пугала.
«Белый — цвет смерти», — подумал Виктор.
— Так какой образец, Динику? — повторил он.
— Боюсь, что эта информация конфиденциальна. Извините, профессор.
Никакого намека на извинение в голосе агента не было, и быть не могло. И это разозлило Виктора. Он непроизвольно сжал кулаки, и почувствовал покалывание в правой, недавно освобожденной от гипса.
— Вы ведь знали, к чему это приведет?
Всегда знали. Но — боже! Каким же дураком тогда выглядел Виктор!
— Каким дураком, — вслух пробормотал он. — А я ведь почти поверил, что Ян
Профессор тихо засмеялся. Во взгляде Динику теперь читалось отвращение, но Виктору было все равно. Он смеялся над собственной глупостью, над наивностью, над всеми своими идеалами — и Яну не нужно было даже слишком стараться над достоверностью своих театральных эффектов
— Королева делает куколок из детей, — пробормотал Виктор. — И мы все думали, что васпы — это и есть конечная форма развития. Но это не так. Теперь я понимаю.
Не первый, кто предал Устав. Но единственный, кто пожелал приоткрыть завесу тайны. Пройти дальше по ступеням эволюции, завершить трансформацию (ритуал), а ведь для этого Ян скрупулезно реализовал все необходимые условия.
— Вы знаете, что играете с огнем? — спросил ученый и сам же ответил на свой вопрос:
— Конечно, знаете… Не знаете только одного — каким именно окажется ваш
— Мы предполагаем, — ответил Динику. — Взрослая форма развития васпы — Королева.
— Женская особь?
— Не обязательно, — сухо, словно делая большое одолжение, возразил агент. — В конце концов, в природе не так уж редки случаи гермафродитизма, когда особь способна одновременно продуцировать и мужские, и женские гаметы, либо и вовсе сменить фенотип. Думаю, это не лишено логики. Учитывая, что донором для подобного превращения обязательно должна была выступить женщина.
Виктор сглотнул комок слюны, как ему показалось — раздувшийся в горле едва ли не до размеров теннисного мяча. Не потому ли васпы так настойчиво шли по следу Яна, что одно его существование угрожало привычному порядку всего Улья и Королеве в частности?
— Возможно, взрослая особь будет иметь чисто мужской фенотип, — продолжил Динику. — Но это не столь важно. При положительном исходе эксперимента мы сможем синтезировать Королеву из женской особи.
Из женской? Из
Теперь Виктору стало по-настоящему страшно. За ничего не подозревающую Лизу, за себя, за весь мир
Образцы поставлялись в «
Буквально недавно, когда пролистывал отчет Глеба о возможных родственниках Яна.
Насупленная девочка с плюшевым медведем в обнимку. Воспитанница интерната из Кобжена, а ныне ведущий специалист в области биоинженерии — Ева Форсса.
— Эгерское Королевство! — потрясенно проговорил Торий, и его изначально полупустой непонимающий взгляд начал наливаться гневом. — Вы отчитываетесь перед Эгерским Королевством?!
— Я называю это «сотрудничество», — с ухмылкой поправил Динику.
— А закон называет это «шпионаж»! — выпалил Виктор. — Вот, кому это нужно! Вот, кто стоит за всем этим! Вражеское государство!
— Довольно пафоса, — поморщился Динику. — Вы ведь тоже в одной с нами лодке, не правда ли, профессор? — его голос стал до отвратительного мурлыкающим. — Вы согласились на сотрудничество с нами. Вы привезли один из шести контрольных образцов. В конце концов, вы привезли сюда васпу…
Он развел руками и покачал головой, как бы осуждая.
Все, что хотел сделать Виктор — это ударить в лоснящуюся ухмыляющуюся физиономию. Динику был ему противен до дрожи. Куда противнее Яна. И теперь уж точно не Ян был воплощением всех существующих чудовищ. Не любой из васпов, и даже не Королева.
Чудовища имели человеческий облик, они думали как люди и действовали, как люди. Но их цели, их мораль были вовсе не человеческими. Именно с согласия таких, как Штефан Динику, появилось Дарское подразделение, под их руководством жестоко измывались над людьми, делая из них послушных солдат.
— Вы чудовище, — сказал Виктор.
— Как вам угодно — ухмыльнулся Динику. — Но теперь вы удовлетворили свое любопытство? Если да, вы свободны. Я освобождаю вас от должности консультанта, а пропуск оставите у проходной. Всего хорошего.
Считая разговор завершенным, агент подал знак военным. Из строя отделилась парочка людей, и неспешно двинулись к Виктору. Бессилие и гнев душили его, но, все еще стараясь сохранить достоинство, он направился к выходу сам. Но покинуть помещение не успел.
Позади него, за плотным стеклом бокса, что-то лопнуло с треском рвущейся ткани.