Холодея от предчувствия, но, уже понимая, что случилось на самом деле, Виктор медленно повернулся и увидел, как белизну кокона наискось перечеркнула зияющая рана трещины.
35. Зверь
Сначала удивляться было нечему — Виктор не видел ничего, кроме густой черноты между разорванными стенками кокона. Завораживающая тьма глубоководной впадины, где рождается неведомая, и оттого еще более пугающая форма жизни.
Треск повторился снова, и теперь рядом с первой трещиной возникла вторая — стенки кокона разошлись, как расходится операционный шов. Виктор видел натяжение нитей, обрывающихся под давлением изнутри, по краям расщелины выступили густые прозрачные капли — отошедшие воды при родовых схватках.
Вслед за очередным звуком разрываемого панциря последовал высокий жалобный стон. Краем глаза профессор видел, как осела на землю молодая женщина в белом халате. Другие ученые разом обернулись в сторону Тория, и по их лицам можно было понять, что этот человек пугал их не меньше, чем рождающееся чудище внутри бокса. Тогда Виктор, будто загипнотизированный, сделал шаг вперед. Динику тенью двинулся следом, и дула автоматов тоже послушно повернулись за ним. Но Виктор уже не обращал ни на кого внимания.
Там, за прозрачным бронированным стеклом, поверхность кокона вспучилась, пошла многочисленными трещинами, и верхушка раскололась на тонкие невесомые ломти, как яичная скорлупа.
Медь и антрацит — так можно было описать то, что сейчас предстало их взгляду.
Сначала белоснежную хрупкость оболочки прорвал округлый, будто полированный купол. Некоторое время он дрожал и вибрировал, словно внутри его работал встроенный кем-то двигатель. Затем купол вытянулся и развернулся, и Виктор понял, что не купол это, а только один сегмент исполинского тела. Вслед за ним показался второй, затем еще один, и профессору пришлось запрокинуть голову, чтобы разглядеть вырастающего к самому потолку громадного зверя. А сегменты все разворачивались и разворачивались — ленты червленой меди. По блестящему панцирю жидко перетекали черные узоры, будто принадлежащие кисти авангардного художника. И от этой завораживающей мешанины цветов, от яркости ламп защипали, заслезились глаза. Наверное, поэтому выбирающееся из кокона чудовище (
Существо теперь заполнило собой почти весь бокс. Где-то вверху часть его тела надломилась и опустилась к стеклу. Перед взором Виктора возник громадный — чуть ли не с его собственную голову, — шар тускло клубящегося пламени.
Сразу же вспомнилась первая ночь в Даре — зеленоватый свет, падающий на снег, мерцающие вдалеке болотные огни, зияющая глубина хлябей…
Существо смотрело ни Виктора единственным глазом (
Тогда Виктор услышал звук — он походил на гудение высоковольтных проводов, низкий электрический гул. Хотелось закрыть уши ладонями, но вряд ли это помогло бы — звук отзывался в теле легкой вибрацией.
Дальнейшее произошло слишком быстро.
Стены бокса начали оплывать и таять, словно были выполнены не из бронированного стекла, а из тонких восковых пластин. Едкий запах химикатов ударил в ноздри. Затем тугая медная пружина развернулась.
Были сдавленные крики и высокое шипение, словно от работающих механизмов. Потом — глухие удары отброшенных тел и короткая автоматная очередь…
…такая же бесполезная в данном случае, как легкий дождик в середине лета.
Новорожденное божество прошло по лаборатории ураганом, ломая тела, словно сухие ветки. Виктор успел увидеть кровь, вытекающую из разбитых голов, видел разломанные автоматы, искры, гейзером бившие из какого-то оборудования. Успел увидеть до того, как что-то гибкое, острое — не то коготь, не то жало, — вошло аккурат между глаз стоящего рядом агента.
Динику не успел издать ни звука, деревянно рухнул навзничь, и аккуратная круглая дырочка была так похожа на рану в горле давно погибшей Мириам.
Спираль истории завершила свой виток. И сейчас все повторялось — но по-другому.
В этом кровавом аду Виктор снова остался единственным выжившим. Только не человек в красном мундире стоял перед ним, а исполинский зверь — существо, чей яд легко плавил металлические перекрытия. Не похожее ни на одно из живущих на земле. Божество новой эры.
Оно склонилось над Виктором, дохнув на него знакомым запахом нагретого металла и озона. Глаз существа был лишен зрачка, но профессор был уверен, что его разглядывают с любопытством, как разглядывает мальчишка попавшегося на его пути невиданного жука. Раздавить или унести с собой в спичечном коробке?
Виктор опасался, что выбор в любом случае будет сделан не в его пользу.
Однако существо, некогда бывшее Яном, стояло не шелохнувшись. От потрясения, или от слепящих отблесков на медном панцире, или пелены слез — но Виктор так и не мог разглядеть целиком представшего перед ним монстра (
Между тем монстр наклонил голову — или то, что должно быть головой, — и принюхался.
Жар окутал Виктора, словно окунул в бушующее вулканическое жерло. Он вибрировал, накатывал густыми волнами, и его хватило бы, чтобы растопить вечные льды обоих полюсов. Дышать стало невыносимо, каждый вдох причинял режущую боль в легких. Казалось, кожа вот-вот начнет вспучиваться волдырями, лопаться, истекая мутной сукровицей. Затем обуглится, свернется хрустящей корочкой, и все что останется от Виктора — это голый почерневший скелет.
«Пожалуйста, — подумал Торий. — Сделай это быстро…»
Он до боли стиснул кулаки, зажмурился, стараясь не двигаться, почти не дышать. Он не знал, сколько еще прошло времени. Но только почувствовал, что плита смертельного жара больше не давит на него, воздух стал свежее, а на смену ослепляющим медным сполохам пришла благословенная темнота.
Виктор потихоньку открыл один глаз, затем второй.
Он по-прежнему был жив и находился в разрушенной лаборатории, среди груд мертвых тел и разбитых аппаратов. Но зверя не было.
Исполинское чудовище обогнуло Виктора, как попавшийся на пути камень, и последовало дальше, прочь из лаборатории.
Волны вины и боли нахлынули на Виктора, сбили с ног. Единственный выживший… почему снова?