товарищами; запоздали и сбились съ дороги. Стало темн?ть, погода была зимняя, дурная, сталъ падать сн?гъ. Стали и лошади падать.
И р?шились они за?хать ночевать въ село, которое въ сторон? совс?мъ и не на пути ихъ стояло. Спутники отца моего были люди попроще его и попривычн?е ко всему; одинъ былъ кузнецъ изъ нашихъ загорскихъ крещеныхъ цыганъ, а другой былъ ханджи2. Кузнецъ им?лъ въ этомъ сел? другого кузнеца знакомаго и взялъ съ собой къ нему въ хижину ханджи, а отца моего пожал?лъ, потому что ему дорогой сильно нездоровилось, и отыскалъ ему ночлегъ въ дом? одной старушки, которая жила въ своемъ хорошенькомъ домик? втроемъ, съ нев?сткою молодой и слугою.
Отецъ обрадовался и об?щалъ хорошо заплатить за ночлегъ.
Встр?тили его съ огнемъ на л?стниц? и съ почетомъ, и старушка, и слуга, и нев?стка вышла сама съ лампадой. Хоть и поздній былъ часъ, а на ней сверху была новая
Хозяйку дома звали кира Евге?нко Сти?лова; она была старушка превеселая, предобрая… и сейчасъ же въ простот? своей все разсказала отцу.
— Вдова она у меня, вдова! — закричала она. — Сына им?ла я, да на чужбин? умеръ, а мы съ ней его молитвами хорошо живемъ, и я все мое им?ніе ей отдамъ и найду ей мужа хорошаго, чтобы со мной вм?ст? жила, чтобы кормила меня и чтобы смотр?ла за мной…
Постлала красивая вдова отцу моему мягкую постель на широкомъ диван? у большого очага; положила ему красную шелковую подушечку съ тюлевой наволочкой; два од?яла шелковыя, восточныя, одно на другое, и углы имъ въ головахъ у подушки загнула, чтобы только былъ ему одинъ трудъ — лечь и заснуть. На очагъ пов?сила на гвоздик? лампадку; воды сама на ночь принесла. Кофе сама сидя предъ нимъ у очага сварила и сапоги съ него почти насильно сняла, чтобъ ему покойн?е было с?сть съ ногами на диванъ.
«Говорю я со старухой, разсказывалъ посл? отецъ, а самъ все однимъ глазомъ на вдову взоръ косвенный бросаю. И что? эта женщина ни сд?лаетъ, все мн? нравится! Кофе подастъ и станетъ ждать, головку на? бокъ, съ подносомъ; кофе вкусенъ. Сапоги стала снимать, сердце мое отъ радости и стыда загор?лось; и въ очаг? же дрова такія сухія большія поставила, и сухими сучьями такъ хорошо и скоро ихъ распалила, что и я вовсе распалился! Слово скажетъ… и какое жъ слово? Великое какое-нибудь? — ничтожное слово: «на здоровье кушайте», наприм?ръ, аманъ! аманъ! Пропалъ челов?къ! и это слово челов?ку медомъ кажется!»
Ночью отецъ совс?мъ забол?лъ; у него такая сильная лихорадка сд?лалась, что онъ въ этомъ дом? дв? нед?ли прожилъ и пролежалъ.
Старушка и нев?стка ея доктора ему привели и смотр?ли за нимъ какъ мать и сестра. Онъ и стыдиться предъ ними вовсе пересталъ. И все ему въ этомъ дом? еще больше прежняго начало нравиться, особенно когда посл? бол?зни ему весело стало.
Попросилъ отецъ какихъ-нибудь книгъ почитать. Старушка сходила къ священнику и къ учителю, къ богатымъ сос?дямъ и принесла ему много книгъ.
Читалъ мой отецъ, лежалъ, гулялъ по дому, и все ему было пріятно. Вдова сама попрежнему служила ему. Она даже сама ему вымыла два раза ноги и вытерла ихъ расшитымъ полотенцемъ.
«Судьба была!» говорилъ отецъ. Онъ уже не могъ оторваться отъ услужливой и красивой вдовы.
Разъ поутру помолился онъ Богу и, увидавъ на стол? Библію, съ глубокимъ вздохомъ раскрылъ ее, желая подкр?пить свое р?шеніе какимъ-либо священнымъ стихомъ.
Онъ до конца своей жизни считалъ это гаданіе свое истиннымъ откровеніемъ. Три раза раскрывалъ онъ, крестясь, св. Писаніе, и вотъ что? ему выходило изъ Евангелія, апостоловъ и притчей Соломона.
Первый разъ: «Представляю вамъ ?иву, сестру нашу, діакониссу церкви Кенхрейской. Примите ее для Господа… ибо и она была помощницей многимъ и мн? самому».
Потомъ: «Сія есть запов?дь Моя, да любите другъ друга, какъ Я возлюбилъ васъ».
А въ третій разъ, раскрывъ на удачу Ветхій Зав?тъ, отецъ встр?тилъ въ притчахъ Соломона н?что еще бол?е ясное: «Челов?къ, который нашелъ достойную жену, нашелъ благо, и онъ им?лъ милость Всевышняго».
Чего же лучше! Посл? этого отецъ уже не колебался и женился на молодой вдов?.
Однажды, чрезъ м?сяцъ посл? свадьбы, сид?ли они вм?ст? у очага. Мать пряла шерсть, а отецъ курилъ наргиле и разсказывалъ ей о томъ, какъ и гд? настрадался онъ на чужбин?, и привелъ между прочимъ ей одно мусульманское слово насчетъ благоразумія и терп?нія челов?ческаго.
«Не будь никогда разгн?ванъ переворотомъ счастья, ибо терп?ніе горько, но плоды его сочны и сладки. Не тревожься о трудномъ д?л? и не сокрушай о немъ сердца, ибо источникъ жизни струится изъ мрака».
А мать моя на это и сказала ему:
— Да! ты на чужбин? страдалъ много, а теперь вотъ со мной веселишься, а я еще безсмысленнымъ ребенкомъ была, когда меня убить хот?ли, и однако спасъ меня Богъ.
И сказавъ это, передала отцу моему, какъ выкинулъ ее изъ окна одинъ мальчикъ и какъ она пеленками зац?пилась за кустъ.
Упалъ у отца тогда наргиле изъ рукъ отъ изумленія, и сказалъ онъ только: «Предназначеніе Божіе!»
И въ самомъ д?л? благословилъ Господь Богъ и старушку добрую, которая нев?стк? все им?ніе свое отдала, и отца съ матерью, которые старушку покоили. Заботъ у нихъ и горя было много въ жизни, но раздора между ними не было никогда. А это, ты знаешь, самое главное. При домашнемъ согласіи и несчастія вс? легче сносить.
Два года не могъ отецъ мой разстаться съ любимою женой, которая такъ ум?ла ему угождать. Хот?лъ было остаться торговать въ Янин?, но на Дуна? тогда было слишкомъ выгодно, и такъ какъ и я уже родился къ тому времени, отецъ мой р?шился у?хать, чтобы пріобр?сти побольше для д?тей.
Разлука была очень тяжела; но и старушку было бы гр?шно оставить одну посл? столькихъ ея благод?яній.
Отецъ у?халъ въ Тульчу; но прі?зжалъ каждые два года на три или четыре м?сяца въ Загоры.
Незадолго до восточной войны, однако, пользуясь т?мъ, что родной братъ киры Стиловой возвратился съ большими деньгами изъ Македоніи и остался жить уже до конца жизни въ родномъ сел?, отецъ мой р?шился взять съ собой на Дунай и мать мою и меня.
Братъ киры Стиловой былъ докторъ практикъ, им?лъ хорошія деньги и двухъ большихъ сыновей, которыхъ онъ вскор? и женилъ на загорскихъ д?вицахъ, такъ что старая сестра его не оставалась никогда безъ общества и безъ помощи по хозяйству.
Когда между Россіей и Турціей возгор?лась война и русскіе вступили въ дунайскія княжества, отецъ мой испугался и хот?лъ насъ съ матерью отправить на родину въ Эпиръ; но скоро раздумалъ. По вс?мъ слухамъ и по секретнымъ письмамъ друзей онъ ожидалъ, что въ Эпир? вспыхнетъ возстаніе. И тамъ и зд?сь грозили опасности и безпорядки. Но отецъ разсудилъ, что на Дуна? будетъ безопасно.
На Дуна? сл?довало ожидать настоящей правильной войны между войсками двухъ государей; въ Эпир? чего можно было ожидать?.. Грабежей, пожаровъ, изм?нъ, предательствъ, безурядицы. Волонтеровъ эллинскихъ отецъ мой боялся столько же, сколько и албанскихъ баши-бузуковъ, и ты согласишься, что онъ былъ правъ.
Шайка Тодораки Гриваса оправдала его опасенія; увы! ты это знаешь, паликары наши уважали собственность и жизнь людей никакъ не больше, ч?мъ мусульманскіе беи.
Еще над?ялся отецъ и на то, что русскіе однимъ ударомъ сломятъ вс? преграды на нижнемъ Дуна?; онъ думалъ, что борьба съ турками для нихъ будетъ почти игрою, и первые слухи, первые разсказы, казалось, оправдывали его. Изв?стія изъ Азіи были поб?доносныя; имена князей Андроникова и Бебутова переходили у насъ изъ устъ въ уста. Турки казались очень испуганными, старые христіане вспоминали о Дибич? и о внезапномъ вторженіи его войска далеко за Балканы.
Эти надежды, воспоминанія и слухи приводили въ восторгъ моего отца, который до конца жизни
