складках шарфа.
Интересно, от кого он прячет свое лицо? Не доверяет лично мне? Или в зале есть кто?то еще?..
Сознание странно плывет. Восприятие смешивает все грани воедино. От запахов, идущих с кухни, мутит. Хочется забраться в какой?нибудь угол и умереть, просто и без изысков. Я ведь всего лишь Отступник… у меня даже имени?то собственного нет… — Алесан, – настойчиво, почти приказ. Мир странно дернулся… или это меня встряхнули?..
Серые перчатки падают на стол рядом с моей кружкой. Бронзово–загорелые пальцы с темными заостренными коготками осторожно обхватывают мои запястья… Я почти чувствую, как яркие теплые искорки чужой энергии и силы зло прокалывают кожу: сначала они жалят пальцы, потом огненными кольцами замирают на запястьях и теплыми волнами начинают ползти по предплечьям вверх, к сердцу… — Идиот, – тихо, почти не слышно, но слова все?таки доносятся до меня, но я вслушиваюсь не столько в смысл, сколько – в интонации… еще пять лет назад какая?то часть меня многое отдала бы за право услышать в его голосе нечто подобное… теперь же мне все безразлично. Пустота, не наигранная, – живая – со свойственной всем женщинам бесцеремонностью изгнала из груди другие чувства. Хочется забыть прошлое и уйти, птицей выскользнуть из этих рук и улететь в ждущее ночное небо… — Не отпущу, не дождешься, – словно в ответ на мои мысли раздался обманчиво мягкий голос…
И снова мир куда?то движется и плывет под ногами…
Что мне там говорил Марвид? «Реальность – это всего лишь сон разума»? В таком случае сейчас самое время проснуться…
Негромкий хлопок. Вздрогнув, распахиваю глаза и слепо смотрю перед собой. Кажется, это уже другое помещение. Устало прислоняюсь спиной к какой?то поверхности, вроде бы – к двери. Рейм стоит в шаге от меня, ша рф небрежно сдвинут на шею… Хм, судя по его виду, за последние секунды я упустил что?то важное, потому что это уже не таверна, вернее, явно не общий зал. Вот уж влип так влип…
Ну, кто, спрашивается, решится расслабиться рядом с этим бесчестным принцем? Только я и совершаю подобную глупость. Раз за разом. А потом годами вытравливаю из памяти горечь и боль…
Но, Боги, как же мне хочется спать… просто выкинуть все из головы и наконец уснуть – желательно навеки. — Алесан?
Я напряженно застыл. Открывать глаза и видеть фальшивое беспокойство не хотелось. Меня раздирали на части противоречивые желания: с одной стороны, совершенно не хотелось умирать, а с другой… Боги Изначальные, Всеблагие! Я не хочу снова возвращаться к той пытке, от которой сбежал! Не снова, не сейчас, когда я понял, что можно жить и иначе. Что можно жить, не мучая себя и других собственным проклятием! — Ты забываешь, что мне необходимы оба источника, – мрачно напомнил я, надеясь, что хоть это образумит ифрита. Не вышло. — Сейчас тебе и меня одного хватит, – раздраженно прошипел Рейм, а потом елейно–ласковым тоном добавил: – Все?таки мы знакомы достаточно близко, чтобы я мог вслепую нащупать все разорванные нити энергоканалов в твоей ауре.
Самоуверенный урод. Были бы силы, не задумываясь, двинул бы по наглой роже, а так приходится терпеть и чужое внимание, и чужую жалость. И самое противное, что я никак не могу понять, что из этого меня бесит больше! — Хватит, Рейм, не знаю, что за игру ты ведешь, но я в ней участвовать не намерен. – Я слабо, но решительно оттолкнул от себя ифрита. Хотелось верить, что ему хватит благоразумия не идти против воли Двуцветного Лорда, высказанной довольно однозначно. Вот только когда это он прислушивался ко мне?
Откинув голову назад и ощутимо ударившись затылком о дверь, я слабо за стонал. Отчаянно хотелось поскорее избавиться от Рейма и вернуться в спокойствие и тишину, царящие в доме Марвида. Чувствовал я себя донельзя паршиво: перед глазами все плыло, звук отдавался в голове раскатами грома, чуть покалывало кончики пальцев, при этом я абсолютно не чувствовал своего тела. Я ощущал себя марионеткой, у которой внезапно обрезали все ниточки, а вот душу забрать забыли, и она вроде бы все видит и слышит, но сама уже никак реагировать не в силах.
А тут еще и Рейм! Чужая энергия окутывала тело легко и свободно, она манила, как манит оазис умирающего от жажды в пустыне… и не имеет значения, что это только мираж…
Я почти чувствовал терпкий вкус чужой крови на языке, ощущал ее запах… Пламя и мята. Все?таки странное сочетание, но почему?то стоило раз припасть к этому источнику, как хотелось к нему возвращаться снова и снова. — Сомневаюсь, что ты сейчас сможешь куда?то уйти, котенок. Ты и стоишь?то с трудом, а если бы видел, что осталось от твоей ауры, сам бы удивился, почему еще жив.
А я и удивляюсь. Даже если учесть, что кровь Рыжика дала мне необходимый запас энергии, получается, что жить я не могу. Технически. Поскольку хранить мне этот запас негде. Сменив ипостась, я разорвал в клочья верхний слой своей ауры, вот только второго у меня уже не было… Я должен был погибнуть еще тогда, при смене формы. Но выжил. Вначале необходимую энергию взял у младших, а потом уже у самого Мея. Вот только надолго она во мне не задерживалась… И почему мне не вспомнилось это раньше? Какие дня два?! Да я до вечера чудом дожил! И что мне в доме не сиделось? Ведь будь я чуть умнее, то умер бы тихо и мирно, но – нет! – меня опять потянуло на приключения! Все?таки кошки на редкость неусидчивые создания, а я, как бы ни пытался это забыть, в какой?то мере был и остаюсь частью этого мурлыкающе–мяукающего племени. — Ты ведь хочешь выжить, я прав? – Голос Рейма упал до шепота. Он искушал, давил на скрытые рычаги моего сознания, пытаясь вынудить меня поступить согласно его желанию. В очередной раз. Странно, что в свое время я сразу не рассмотрел эту его садистскую натуру за всеми теми лживыми заверениями в вечной дружбе… Но кто же знал, что принцу так понравится подводить меня к самой черте и смотреть, как я балансирую на грани?.. — Хочу, – я не стал отрицать очевидного. Мои слова заставили ифрита довольно сощурить бесстыжие глаза. Впрочем, мне же есть что добавить к уже сказанному: – Но не такой ценой, принц. Мне пока еще дорог мой рассудок.
Я разозлил его – это было очевидно. Чужая и жесткая улыбка исказила лицо Рейма, вернув меня на много лет назад, к самому началу наших ожесточенных стычек и недопонимания. Добрый друг, наставник, в чем?то, возможно, даже превзошедший в моих глазах Марвида… и предатель, разломавший мою душу на куски, вынудивший меня опуститься до убийства и возненавидеть одну из неотъемлемых частей собственной жизни.
Вот только и он так же, как я сам, – лишь то, что из него сделали… — Кажется, ты стал смелее, котенок. Но главное осталось неизменным – ты по–прежнему беспрекословно подчиняешься тем, кого уважаешь и кому веришь. И я все еще вхожу в их число, – удовлетворенно произнес он и дернул из?за воротника амулет. Бездна! Он все еще носит его! Неужели Алиса в свое время его так зацепила?..
Но в одном он прав: сопротивляться я не стану. Не потому, что не хочу, а потому что сейчас справиться с чарами амулета мне не под силу. Я и раньше?то в половине случаев проигрывал…
Лисенок, ты же простишь мне эту слабость? Извинишь свою глупую половину, вечно подставляющую под удар тебя?..
Темная поверхность амулета на моих глазах налилась ярким светом. Я невольно зажмурил глаза, уже чувствуя, как со спины подкрадывается боль насильственного изменения…
Все?таки на редкость хреново быть полным оборотнем… а все двуцветные, к сожалению, – полные оборотни. И не заставляйте меня вспоминать, что это означает. Впрочем, Рейм в любом случае сейчас напомнит…
Боль уже схлынула, но открывать глаза и смотреть на него не хотелось.
Потому что быть рядом с тобой, Рейм, очень больно. А я уже устал… устала от этой боли…
«С самого начала со мной все было не так. Но понял я это далеко не сразу. В раннем детстве, носясь по замку или занимаясь с Марвидом до самой ночи, я не слишком много внимания придавал тому, в каком из своих обличий нахожусь. Остальные этого тоже не замечали. Впрочем, многие ли из вас на глаз отличат мальчишку от девчонки, если ребенку всего лет пять или шесть? Сомневаюсь.
Понимание того, насколько я не похож на других, обрушилось на меня внезапно. Я уже не помню, чей именно разговор я тогда подслушал, но… тогда я впервые понял, что быть Двуцветным – это приговор. Пожизненный и неоспоримый. Но я твердо решил с этим бороться – и даже преуспел… Кажется, в какой?то момент я сам забыл о собственном уродстве… а потом…
В тринадцать лет кажется, что весь мир лежит у твоих ног, а если вы ко всему прочему еще и единственный наследник Севера, то можно закрыть глаза и на прохладное отношение к вам родственников, и на ненависть слуг.