типа. Турки работали быстро и качественно, никакое СМУ за ними не угналось бы, — примерно за месяц с нуля поднялись три этажа и начался четвертый. Воронин уже видел несколько таких, построенных турецкими рабочими, домов. Ничего сверхъестественного в них, в общем, не было — нормальные многоквартирные дома, просто построенные по всем евростандартам. Кирпичная девятиэтажка с квартирами якобы улучшенной планировки, в какой имел счастье проживать Воронин, до евростандартов не дотягивала. Про унылые панельные коробки, коих в изобилии было понатыкано на окраинах города, нечего было и говорить.
Уазик вкатился на стройку через ворота, открытые в дощатом заборе и остановился возле коренастого взъерошенного мужичка, одетого в замурзанную спецовку. Воронин определил в мужичке сторожа, на турка тот не походил даже со спины. Хлопая дверцами, Воронин, Копаев, Дементьев полезли из машины. Толик остался за рулем, заглушил двигатель и закурил дешевую сигаретку без фильтра — то ли Приму, то ли Стрелу.
— Вы — сторож? — спросил Копаев у местного мужичка.
— Угу, — угрюмо буркнул тот в ответ.
— Это вы звонили в милицию?
— Угу.
— Это вы обнаружили тела?
— Угу.
Черт его побери, — раздраженно подумал Воронин. — Ухает, как филин. Хоть бы одно слово сказал по-человечески. По-русски даже турки разговаривать умеют.
— Показывайте, — сказал Копаев, и сторож повел их по голой лестнице, где пахло цементной пылью, наверх на недостроенный четвертый этаж.
Здесь все было залито холодным бело-голубым ртутным светом двух прожекторов, укрепленных на стреле башенного крана. Нештукатуреные еще кирпичные стены, оконные проемы без рам, бетонный пол… — а на полу, в черной луже застывшей крови, два человеческих тела. Два мертвых человеческих тела.
У Воронина, как это часто бывало в последнее время, возникло странное ощущение, как будто он — всего лишь персонаж в некой пьесе и играет малопонятную роль, а кто-то невидимый наблюдает со стороны, из-за левого плеча…
Итак, два мертвых тела. Один, совсем молодой парень, лет двадцать-двадцать пять, лежит навзничь, и грудь его разрублена наискосок от левого плеча к правому боку. Другой, грузный мужчина, лежит ничком, в двух шагах поодаль, лица не видно, раны не видно, но крови вокруг много.
— Так-так, — скрипуче произносит Копаев, — похоже, у нас тут еще два человека, зарубленных насмерть.
Он поворачивается к Воронину.
— До скольки уже дошел общий счет подобных жертв?
— Я не веду такую статистику, — так же сухо, как и раньше, отвечает Воронин.
Копаев обжигает его пронзительным рентгеновским взглядом и говорит:
— Делай, что полагается,
Воронин раскрывает свой чемоданчик, достает фотоаппарат.
Подает голос опер Дементьев.
— Может, понятых организовать? — спрашивает он у следователя прокуратуры.
— Какие, к черту, понятые? — морщится Копаев. — Да тут работы на час-полтора, не меньше. Кто станет посреди ночи полтора часа торчать между ментами и жмуриками?
Вот вам наглядная разница между понятиями де-юре и де-факто, — думает Воронин, подготавливая к съемке фотоаппарат. — Де-юре: понятые должны присутствовать на месте происшествия с самого начала оперативно-следственных работ. Де-факто: так не бывает почти никогда. Копаев здесь, в общем, прав: нормальные люди сейчас спят, а не спят преступники, ну и мы не дремлем. Да к тому же наши граждане очень несознательны, не желают они свой гражданский долг исполнять, не хотят зачастую в понятые идти, и всегда надо их очень долго уговаривать и убеждать. Да и вообще, лишний народ на месте преступления — это только лишняя помеха работе. Так что мы уж и без понятых как-нибудь…
— Возьмете потом пару человек из тех, что в клетке сидят, они вам протокол и подпишут, — говорит Воронин Дементьеву.
Дементьев кивает, он и сам прекрасно знает, как все это делается, просто ему тоже не нравится Копаев, и подоставать следователя — не грех.
Воронин усмехается.
Копаев замечает его усмешку и недовольно скрипит:
— Ты, давай, не улыбайся, а следы ищи, улики.
— Какие тут следы — пол бетонный, стены кирпичные. Голяк, — ворчит Воронин, смотрит себе под ноги и спохватывается: — Погоди-ка…
— Что там? — Копаев тоже опускает глаза.
Видимо, кровь одной из жертв забрызгала обувь убийцы: на полу, припорошенном тонким слоем цементной пыли, Воронин разглядел несколько слабеющих кровавых отпечатков фрагмента рельефной кроссовочной подошвы; следы вели от трупов к лестнице.
— Были следы, только мы сами их затоптали, — говорит Воронин, оглядываясь.
— Херня это, а не следы, — авторитетно заявляет Дементьев, переминаясь с ноги на ногу возле выхода на лестницу. — По ним все равно ни хрена не поймешь.
— Пока я не закончу, стойте на одном месте и ногами не сучите, — строго предупреждает всех Воронин и приступает к фотосъемке. Он фиксирует на пленку каждый из кровавых отпечатков на полу, укладывая рядом масштабную линейку. Затем фотографирует оба трупа вместе и каждый по отдельности. Потом, крупным планом, он снимет страшную рану на груди молодого парня.
Позади Копаев работает со свидетелем. Свидетель ему попался тот еще.
— Расскажите, как вы обнаружили трупы?
— Ну, я, это, обходил территорию и, значит, нашел их тут.
— Херня! — грубо вмешивается Дементьев. — Все сторожа всегда в бытовках дрыхнут, а не шастают по разным там территориям.
Воронин снова усмехается: роль плохого милиционера Дементьев, как всегда, исполняет с блеском. Копаев морщится и как бы укоризненно смотрит на опера. Сторож упрямо стоит на своем: мол, обходил стройку да и нашел вдруг два трупа. Что-то он темнит…
— И вы не слышали никакого шума? — допытывается Копаев. — Никаких криков? Не видели ничего подозрительного? Просто вдруг, ни с того ни с сего, решили прогуляться по вверенному вам в охрану объекту и обнаружили два трупа?
— Ничего я не видел и ничего не слышал, — угрюмо отвечает сторож. — А по объекту я всегда хожу — мало ли что…
— Да, действительно, — кивает Копаев. — Вдруг убьют кого.
— Убьют — не убьют, не знаю, — насупливается сторож, — а вот спереть чего могут запросто. Мальчишки тоже часто сюда залезают, нравится им, значит, на стройке играть.
— Хороши мальчишечки, — бурчит опер Дементьев.
— Ладно, — устало говорит Копаев сторожу, — постойте в сторонке, подумайте, может, и припомните еще что-нибудь. А мы своими делами займемся.
Воронин уже сфотографировал все, что нужно, за исключением раны второго убитого — для этого пришлось бы перевернуть тело, это он оставил напоследок.
Копаев приступает к составлению протокола осмотра места происшествия. Занятие это утомительное и скучное до отвращения — в самый раз для таких зануд как следователь: нужно словами как можно подробнее описать все то, что Воронин с легкостью фиксировал на фотопленку.
— Труп мужчины… одет в… — Копаев вслух произносит записываемые в протокол слова, — лежит на спине…
Опер Дементьев с рулеткой ходит от стены к телам, к другой стене, измеряет расстояния и сообщает результаты измерений Копаеву. Копаев заносит их в протокол.
