— Нет. И я буду тебе очень благодарна, если ты вообще забудешь, что я тут была.
Я набрасываю капюшон и направляюсь к двери. В панорамное окно мне виден Чатэм; даже озаренный полуденным солнцем, он выглядит каким-то сонным и погруженным в полузабытье.
— Погоди. Мисс Кэхилл, вас же ни в чем не обвиняют? И ваших сестер тоже?
Я разворачиваюсь. Плечи Финна под пиджаком напряжены, а челюсти сжаты.
— Нет! Конечно, нет. С чего ты взял?
Он хмурится.
— Ну ты же хотела посмотреть реестр.
— Я ведь сказала, мне было любопытно, что случилось с крестной. И потом, если бы нас в чем-то обвиняли, я бы вряд ли сидела здесь и почитывала книжечки. Какой с этого толк?
— А что бы ты делала, если бы тебя обвинили? — В глазах Финна напряженное внимание. Странно.
Я глубоко вздыхаю. Никто никогда раньше не задавал мне этого вопроса, но он давно уже не дает мне покоя. Если какой-то недоброжелатель застигнет нас за колдовством, я изменю ему память. Не могу сказать, что меня не будут потом терзать угрызения совести, но я это сделаю.
Только я не могу рассказать об этом Финну Беластре.
— Не знаю, — говорю я.
Потому что это тоже правда. Если мы не узнаем о доносе, пока не станет слишком поздно, если Братья со стражниками явятся к нам в дом и предъявят обвинения так же, как это было с Габриэль… Я не знаю, что стану делать в таком случае. Я не думаю, что моей колдовской силы хватит, чтобы стереть память полудюжине людей.
Я долгие часы ломала голову над этим вопросом, но так и не нашла решения. Может быть, его и нет вовсе.
Вот в чем все дело. Мы всецело зависим от милости Братьев.
— Я сбегу, — говорит Финн, водя ладонью по гладкому дубовому прилавку.
Мое сердце замирает. Не знаю уж, что я ожидала от него услышать, но явно не это.
— Ты мужчина. Они никогда тебя ни в чем не обвинят.
Финн мрачно смотрит на меня. Я не могла вообразить, что нескладный книготорговец, умненький мамин сын, может выглядеть так зловеще. Похоже, он — личность, с которой следует считаться.
— Я имею в виду, если обвинят Клару. Или матушку. Я возьму их и сбегу. Мы постараемся затеряться в большом городе.
Мой капюшон снова сваливается на плечи. Я не обращаю на это внимания и замираю на месте. Я ни разу не слышала подобных слов от мужчины. Это предательство. И это — завораживает.
— А как ты собираешься сбежать от стражников?
Финн понижает голос:
— Убью их, если понадобится.
Можно подумать, это так просто! Раз — и убийство готово!
— Как? — Я стараюсь, чтобы мой голос звучал скептически. Мне трудно вообразить Финна Беластру, голыми руками убивающего здоровенных стражников.
Он наклоняется и достает из сапога пистолет. Я подхожу поближе. Я должна бы прийти в ужас — добронравные девушки в таких случаях всегда ужасаются, — но я очарована. У Джона есть охотничье ружье, он бьет им кроликов и свиней к обеду; но оно не предназначено, чтобы убивать
Как, впрочем, и колдовство.
Финн взвешивает пистолет в руке. Похоже, ему не впервой.
— Я отличный стрелок. Отец занимался со мной каждое воскресенье после церкви.
Наши глаза встречаются, и у меня возникает внезапное, беспримерное стремление признаться ему. В том, что я тоже готова, если придется, убить за моих сестер. Ради них я пойду на все.
Как и он. Это четко и ясно написано на его лице.
— А с чего им к вам приходить? — спрашиваю я.
Неужели Марианна тоже ведьма? И Мама именно поэтому доверяла ей?
— Матушка слишком независимая, чтобы им нравиться. Братья подозревают, что она пренебрегает их правилами и торгует запрещенными книгами. И они правы, — говорит он, и на его губах появляется ехидная улыбка. — Ну и от меня они не в восторге. Они предложили мне членство в Совете и место школьного учителя, если я соглашусь закрыть нашу лавку. Я думаю, что своим отказом задел их гордость.
Как глупо. Не удивлюсь, если Братья уничтожат его бизнес. Если бы он согласился, его семья была бы в безопасности.
— Почему ты отказался? — шепчу я.
Он склоняется над прилавком так, что наши лица почти соприкасаются, и тоже понижает голос. От него пахнет чаем и чернилами.
— Этот магазин служил источником доходов моего отца. Он был его мечтой. Я не отдам его Братьям.
— Это так смело — отказать им.
Его вишневые губы кривятся:
— Смело или глупо? Прошлой ночью скончался Брат Эллиот. Они прочили меня на его место. Если я снова откажусь, они наверняка примут меры.
Я холодею. Пророчество Бренны опять оказалось верным.
— Почему ты рассказываешь мне это? — Мой голос звучит как-то придушенно.
Он должен бы знать, что я могу донести на него. Рассказать о реестре, о пистолете, об угрозах в адрес Братьев.
Финн наклоняется и отправляет пистолет обратно за голенище сапога.
— Возможно, чтобы ты поняла, что можешь мне доверять.
Я доверяю. Вернее, хотела бы доверять. Просто поразительно, как сильно мне этого хочется. Странно, ведь Пола я знаю с детства и никогда не была настолько близка к тому, чтобы открыть ему мою тайну.
— Но зачем?
Он выпрямляется.
— Даже Арабелла иногда нуждается в помощи.
Бедный рыцарь, как он заблуждается! Даже если я настолько сойду с ума, чтоб ему довериться, он все равно ничего не сможет для меня сделать. Особенно если для него так важно защитить свою семью.
— Ты… ты уже мне очень помог, — запинаясь, говорю я и снова надеваю капюшон. — Благодарю вас, мистер Беластра.
Какое-то мгновение он изучающе на меня смотрит, словно надеясь прочесть, как одну из своих книг. Хвала небесам, он не задает вопросов, на которые я не могу — и не хочу — отвечать.
— Пожалуйста, Кейт.
9
На следующий день я беру акварельные краски и отправляюсь в сад под тем предлогом, что мне нужно закончить начатый по указанию Елены рисунок.
Почти у меня из-под носа с пронзительным криком взлетает щегол, сердито хлопая крыльями. Прежде чем усесться на дуб по соседству, он делает несколько кругов в воздухе.
Мне тоже хочется на себя накричать.
Вместо этого я иду на звук молотка, что доносится со склона холма. Финн стоит на самой верхней ступеньке лестницы и прибивает потолочную балку. Я окликаю его:
— Мистер Беластра!
