Я отряхиваю грязь со своего бледно-голубого платья.
— Мне надо идти. Сегодня я не лучшая компания.
Он смотрит мне вслед, явно озадаченный, и я не могу сказать, что виню его в непонятливости. Я уже на середине дорожки, когда он кричит мне вслед:
— Скорее всего, лилии. И яблочный пирог. И «Метаморфозы».
Я не могу сдержать ответной улыбки:
— Красные розы, земляника и «Рассказы о пирате Ле Ферв»!
Миссис О'Хара морщится, когда я вхожу в кухню.
— Мисс Кейт, вымойте руки, прежде чем до чего-то дотрагиваться. И снимите ботинки, пока не разнесли грязь по моим полам. Я вижу, вы опять копались в грязи.
— Я садовничала, — поправляю я, расстегивая ботинки и выбираясь из них, — потому что розы в этом нуждались.
— Я думала, для ухода за розами мы наняли Финна Беластру.
— Он был занят. — Намыливая руки, я склоняюсь как можно ниже к раковине, чтобы скрыть предательский румянец. — В беседке.
Хмыкнув, она принимается оттирать пятно с моей щеки.
— Вы выглядите как уличный мальчишка. Можете задаваться сколько угодно, но вы все еще маленькая девочка, которая любит поплескаться в грязной луже. Разве нет?
— Полагаю, что да, — я заключаю ее в быстрые, любящие объятия.
Миссис О'Хара пахнет гренками с маслом, всю жизнь, сколько я ее знаю, она всегда перекусывает ими в полдень.
— Уф, — с улыбкой отдувается она. — И за что же это?
— За то, что вы — это вы. За то, что вы всегда здесь, с нами, — говорю я, и она вспыхивает от удовольствия.
Наверняка она уже давно в преклонных годах. У нее всегда, сколько я помню, были седые волосы и морщинистое лицо. Иногда в дождливую погоду ее левое колено ноет, и тогда она подтаскивает свой стул к очагу и объявляет швейный день. Она не проявляет больше никаких признаков старения, и это хорошо, потому что я не знаю, как бы мы без нее обошлись. А сейчас, когда мне, возможно, придется уехать, она еще больше станет нужна Тэсс.
В кухню просовывается голова Мауры. На ней простое дневное платье кремового цвета с красным кушаком, а волосы заплетены в одну длинную косу, которая свисает вдоль спины. Сестра выглядит очень молодо.
— Замечательно, — произносит она, но ее улыбка выходит несколько нервозной. — Я хотела поговорить с тобой, Кейт. Это важно. Ты можешь подняться наверх?
Я иду следом за ней в ее комнату, а за мной, будто тень, ползет страх. Маура захлопывает за нами дверь и ведет меня к подоконнику.
— Я знаю, тебе это не понравится, поэтому давай поскорее с этим покончим. Я собираюсь во второй половине дня написать Отцу, потому что я приняла решение. Я вступлю в Сестричество.
Ей нельзя так поступить. Во всяком случае, не зная о пророчестве и о том, чем оно может для нас обернуться. Я кусаю губу, разрываясь между тем, что следует знать сестре, и тем, что велела мне Мама.
— Маура, в этом году ты еще не должна принимать решение!
Маура поворачивается ко мне спиной и жестом просит завязать ей на талии бант.
— Зачем ждать?
— А зачем такая спешка? Тебе не терпится расстаться с семьей?
— У меня будет новая семья. Несколько дюжин сестер, — лучезарно улыбается Маура.
Сердце уязвленно бухает в моей груди, и я резко затягиваю узел:
— У тебя уже есть сестры.
— Я знаю. Я не имею в виду… — Полюбовавшись на себя в зеркало, Маура поворачивается ко мне. — Я знаю, в последнее время мы спорили больше, чем обычно, но я буду скучать по тебе, Кейт.
— Но все равно уезжаешь от нас, не подумав дважды, просто по щелчку? — Я прищелкиваю пальцами.
— Нет. — Маура садится рядом со мной и, сдвинув в сторону желтые занавески, глядит на ухабистую дорогу и красные клены. — Я подумала и дважды, и трижды, и даже четырежды. Мама не научила нас даже половине того, что знала, и мы не практиковались столько, сколько нужно. Я буду отставать от своих ровесниц. Но мы родились с колдовской силой, она передалась нам по наследству, и я хочу лучше в ней разбираться.
— Ты не можешь ехать! — настаиваю я. — Отец тебе не позволит.
Маура закатывает глаза. Мы обе знаем, что эту проблему она решит.
— Отца, возможно, удивит мой религиозный пыл, но он не станет воевать со мной по этому поводу. К тому же он оценит эрудицию и милосердие Сестер.
— Я все расскажу ему, — угрожаю я, поднимаясь. — Я расскажу, кто они на самом деле.
— Ты не станешь так рисковать. Конечно, Отец не подчиняется Братьям, когда дело касается его книг. Но если он узнает, что все его дочери — ведьмы… Боюсь, он может не справиться с шоком. Здоровья не хватит.
Я представляю себе, как стучу в дверь отцовского кабинета. Как сажусь в одно из кожаных кресел. Подаюсь вперед и сообщаю Отцу, что Мама была ведьмой. Что Тэсс, Маура и я — тоже ведьмы. И — что дальше? Что он скажет? Мама любила его, но не верила, что он сможет освоиться с таким знанием.
— Тебе меня не остановить. Но ты можешь ко мне присоединиться. Я тебе напишу. Я не смогу написать подробно из-за цензуры, но ведь ты сможешь навестить меня, если захочешь. Я надеюсь, что так и будет. Возможно, когда ты увидишь, как мне там хорошо… — Маура соскальзывает с подоконника и берет обе мои руки в свои. — Я буду скучать по тебе.
Она права. Я не могу остановить ее, она не хочет ничего слышать. Я могу только перехитрить ее, а это значит — пойти на сделку с Еленой.
— Я тоже буду по тебе скучать. Отчаянно, — говорю я, и это чистая правда.
Маура крепко обнимает меня:
— Спасибо. Я не думала… я так рада, что ты решила меня поддержать. Ты лучшая сестра в мире, Кейт. На самом деле.
— Всегда пожалуйста, — бормочу я, чувствуя себя предательницей.
Через час я врываюсь в книжную лавку Беластра. Марианна сидит на стуле за прилавком, нацепив на вздернутый нос очки для чтения. Увидев меня, она указательным пальцем сдвигает их повыше, и этот жест душераздирающе напоминает мне Финна.
— У вас есть другие покупатели? — спрашиваю я.
Она качает головой и откладывает книгу:
— Нет, но…
— Вот что я нашла, — перебиваю я, вынимая из кармана смятое Мамино письмо. — Мама оставила его мне. Конец пророчества… там говорится, что только две сестры встретят двадцатый век, потому что одна из них убьет другую. Мама хотела, чтобы я нашла способ предотвратить это. Она думала, что грядет война, и из-за моего дара я окажусь в самом эпицентре. А я не знаю, как этого избежать. Сестры уже угрожают Мауре, чтобы заполучить меня. Они безжалостны. Вы знали это? — Тяжело ступая, я подхожу к прилавку и бросаю на него письмо. — Потому что, должна сказать, с ее стороны было большой ошибкой не рассказать мне обо всем перед смертью. А я теперь должна это расхлебывать!
Я ору во всю глотку, поэтому меня не удивляет, что карие глаза Марианны округляются; только вот смотрит она не на меня. Она смотрит… куда-то за мою спину.
Я судорожно сглатываю. У меня возникает ужасное чувство, что там, за моей спиной, в лабиринте стеллажей с книгами кто-то есть. И если это не покупатель…
Я медленно оборачиваюсь.
Это Финн. С белым как бумага лицом.
