Такой ответ — пощечина душе.Всей пятерней,вернее, шестерней.О эти синяки-обиняки!Я должен был разведатьсекрет,но лишь трещала тишинаот карликова смеха.Голубоватый лисий хвоств снег заметает головешкисгоревшего заката.Последний уголекбежит из дома за Хозяйкой, плачети коченеет на бегумеж мной и лесом.Белильщик с белой длинной кистьюна цыпочках заходит в хатусквозь окошко,чтоб стены добелить,что начал было.Теперь опять все тихо, точно в ухе.Все спят.Лишь я не сплю.Свежепобeленные стенысовсем не стены больше — зеркалав зеркальных рамах.И в зеркалах кружится карлик:«Слов не остановишь,Нет покоя им,Коль меня ты словишь,Буду я твоим!»Нож с медной ручкой дышит на столе.Краюхой черной не наелся. А надоего насытить! И остреньким приятелем в рукегрожу врагу я своему, что в зеркалах,за зеркалами:«Ну все, наглец, попался наконец!»Бес, увидев ножик мой,бряк на колени: ой-ой-ой!И в зеркалах застывает мой шестипалый отец…
1958
СТАРЫЙ ЯФФО В ДОЖДЬ
Вступление
Историк Плиний говорит: «Порт с допотопных порСуществовал». И как благословеньеНад портом, чуть сошла вода, Бог в небесах простерСкрипичной декой радуги знаменье.Ну, строки с первой радугой я сам присочинил:Язычнику знак Божий не открылся;Но Яффо поднял руку и подарок тот схватил,И в жилистых камнях он растворился.Потопа соль на языке. С чего бы, вот вопрос?Ведь в Старый Яффо я приехал после.Но плачу, как на списанной посудине — матросО том, что он не на море, а возле.Лехаим, море! Плачь, матрос. Лехаим, ураган!И волны — не Потопа ль? Чтo века им?Словами иссеченный, я налью себе стаканИ чокнусь, хоть с дождем, крича: лехаим!