переодевшийся к обеду и беспокойно прохаживающийся из угла в угол гостиной, то и дело поглядывая на часы с нетерпением главы семейства, чьи домочадцы никогда не выбивались из «графика»… Такова была реальность Ньюлэнда Ачера…
«Но кто я в ней? — подумал он и сам себе ответил: — Зять Велландов!»
Дама на противоположном конце причала стояла совершенно неподвижно. Некоторое время молодой человек тоже не двигался, наблюдая за яхтами, парусными судами и рыбацкими баркасами, бороздившими воды залива. Временами тишину нарушали гудки буксиров, за которыми послушно следовали груженые углем баржи. Казалось, это зрелище заворожило и даму в беседке. Над серыми бастионами Форта Адамса закатное небо багровело, словно озаренное залпами тысячи орудий. Небольшой парусник поворачивал за Лаймрок, удаляясь от берега; его паруса ярко полыхали в лучах заходящего солнца, приковывая к себе внимание. И в тот момент Ачер вспомнил сцену прощания из «Шаунгрэна», когда Монтегью с таким трепетом прижимался губами к концу бархатной ленточки мисс Ады Дайас, а та ни о чем не подозревала.
«Она не замечает меня, не догадывается о моем присутствии, — подумал он. — Интересно, а я почувствовал бы ее присутствие, если бы она стояла у меня за спиной?»
Внезапно он решил:
«Если она не повернется до того момента, как парусник скроется за Лаймроком, — я развернусь и уйду.»
Парусник плавно скользил по волнам. Вот он поравнялся с домиком Иды Льюис и миновал высокую башню маяка.
Ачер ждал, пока пенистый след парусника, завернувшего за скалу, не растаял вдали. Но фигура в беседке-пагоде продолжала стоять неподвижно. Тогда он повернулся и стал подниматься вверх, на вершину холма.
«Жаль, что ты не нашел Элен! Мне так хотелось с ней повидаться!» — сказала Мэй, когда они возвращались домой в сиреневых сумерках.
«Впрочем, — добавила она, — говорят, кузина так изменилась!»
«Изменилась?» — машинально переспросил ее муж, рассеянно наблюдая за тем, как пони прядут ушами.
«Я имею в виду, что она стала совсем иначе вести себя со своими друзьями: покинула Нью-Йорк, продала свой дом и проводит уйму времени в обществе этих странных людей! Представляешь, насколько неуютно она чувствует себя в обществе Блэнкеров? Элен говорила, что поступает так специально, чтобы ее тетушка не наделала глупостей. Она не хочет, чтобы Медора вышла замуж за кого-нибудь из этих ненормальных! Но иногда мне кажется, что мы ей попросту надоели!»
Ачер ничего не ответил, и Мэй продолжала с некоторым принуждением, которого он никогда раньше не замечал в ней, честной и прямой:
«В конце концов, может, с мужем ей было бы лучше!»
Он расхохотался и воскликнул: «Святая простота! — и потом добавил, бросив взгляд на ее недоуменно приподнятые брови: — Что-то не припоминаю, чтобы раньше ты говорила такие жестокие слова!»
«Жестокие?»
«Как бы тебе объяснить? К примеру, ангелы специально ввергают грешников в тяжелые условия, чтобы те исправлялись. Но не думаю, что они считают, что людям полезно спускаться в ад!»
«Напрасно она вышла замуж за иностранца!» — произнесла Мэй ровным тоном: вот так же обычно ее мать противостояла нападкам мистера Велланда. Тут Ачер понял, что его окончательно и бесповоротно причислили к категории вздорных мужей.
Они свернули с Беливью-авеню и въехали в деревянные ворота, освещенные двумя фонарями. В окнах виллы Велландов уже горел свет, и когда повозка остановилась, в одном из них Ачер увидел своего тестя точно таким, каким он себе его представлял: прохаживающимся по гостиной из угла в угол с часами в руке и кислым выражением на лице, словно он никак не мог дать выход своему гневу.
Но молодой человек, пройдя в холл вслед за Мэй, прекрасно знал, что ее родители не подадут вида, что волновались из-за их долгого отсутствия. В роскошной обстановке дома Велландов и царившей здесь наэлектризованной атмосфере, связанной с размеренным ритмом жизни, было нечто такое, что всякий раз вливалось в кровь Ачера, как наркотик. Мягкие ковры, предупредительные слуги, монотонное тиканье часов, регулярное появление новых, нераспечатанных колод карт и приглашений на столе в прихожей, тысячи мелочей, навязанных домашней тиранией и являвшихся составляющими каждого часа и основой крепких уз, связывавших всех домочадцев друг с другом и каждого — по отдельности. Подобную систему, не будь она столь упорядоченной, неминуемо ожидал бы крах. Итак, его реальность была столь зыбкой и эфемерной? И в этом доме он собирался влачить жалкое, призрачное существование? Но ради чего? Внезапно воображение его нарисовало ту сцену на берегу, когда он замер в нерешительности на полпути к причалу. От чего бежал он тогда? Быть может, от жизни настоящей, которая пульсировала где-то рядом, как горячая кровь в его сосудах?
Всю ночь напролет он лежал без сна в обитой ситцем спальне рядом с Мэй и, глядя на лунный свет, струившийся из окна и падавший на ковер, представлял себе Элен Оленскую, возвращавшуюся домой вместе с Медорой на Бьюфортовых дрожках. Должно быть, она тоже смотрела на берега, залитые серебристым светом луны.
Глава двадцать вторая
«
Мистер Велланд отложил в сторону нож и вилку и с удивлением воззрился на свою супругу, сидевшую напротив него за обеденным столом. Миссис Велланд надела очки в золотой оправе и прочла весьма ироничным тоном:
«
«Боже милосердный!» — воскликнул мистер Велланд, словно вся абсурдность этой записки стала понятна ему только после второго прочтения.
«Бедная Эми Силлертон! Никогда не знаешь, что ее супругу взбредет в голову в очередной раз, — вздохнула миссис Велланд. — Полагаю, он только что узнал, кто такие Блэнкеры!»
Профессор Силлертон был словно шип в нежном теле изысканного нью-портского общества; и этот шип никто не осмелился бы удалить потому, что он рос на ветвистом древе всеми почитаемого рода. Этот человек имел все (или почти все!), по словам окружающих. Его отец приходился дядей Силлертону Джексону, а мать, родившаяся в Бостоне, принадлежала к роду Пеннилоу. И то и другое семейство могло гордиться своим благосостоянием, положением в обществе и родственными связями. «И чего ради, — недоумевала миссис Велланд, — он стал археологом, к тому же профессором?»
В самом деле, ничто не обязывало мистера Эмерсона Силлертона заниматься всеми теми непонятными вещами, которыми он занимался, да еще оставаться на зиму в Ньюпорте! Но, так или иначе, даже если он и вздумал показать спину людям своего круга, ему не следовало «портить жизнь» бедной Эми Дедженит, которая вправе была рассчитывать на лучшую долю и на то, что ее супруг купит для нее экипаж.