Никто из Минготов не понимал, как Эми Силлертон терпела эксцентричные выходки своего мужа, беспрестанно приглашавшего в их дом длинноволосых мужчин и дам с короткой стрижкой. Когда мистер Силлертон отправлялся путешествовать, он брал свою супругу с собой исследовать захоронения Юкатана вместо того, чтобы показать ей Париж или Италию. Но такими уж были эти чудаки, которые, скорее всего сами не осознавали, насколько они отличаются от других членов общества; и когда они устраивали ежегодные «парти на траве» (причем, скучнее не бывает!), почти каждая семья в Клифе, состоявшая в родстве с Силлертонами, Пеннелоу или Дедженитами, выбирала «жертву», которая, после долгого сопротивления, отправлялась на прием.
«Странно, — заметила миссис Велланд, — что они не выбрали для своего очередного „парти“ день, на который намечены скачки или еще что-нибудь! А вы помните, как два года тому назад они устроили прием в честь одного негра? В тот день Джулия Мингот приглашала всех на бал! Хорошо, что на сей раз никаких мероприятий не предвидится. Но, так или иначе, мы должны делегировать кого-нибудь к ним.»
Мистер Велланд тяжело вздохнул и сказал:
«Пошлем одного „делегата“. Три часа — такое неудобное время! Лично я должен быть здесь в половине третьего, чтобы вовремя принять пилюли. В самом деле, какой смысл следовать новейшей методике Бенкома, если не соблюдать при этом всех предписаний? А если я приеду позже, придется пропустить прогулку».
Одна только мысль об этом раздражала его, и он снова отложил в сторону нож и вилку. На его лице, изрезанном глубокой сетью морщин, выступили красные пятна.
«Но ведь нет никакой необходимости в том, чтобы ты ехал на эту встречу! — заметила его супруга с невинным выражением на лице, которое давно превратилось в некое подобие маски. — Я знаю, кому еще можно отослать приглашение на Беливью-авеню. А сама я заеду к ним в половине четвертого и побуду немного для приличия, — чтобы бедная Эми не подумала, что мы пренебрегаем их обществом».
Миссис Велланд с сомнением взглянула на свою дочь и добавила:
«Если у Ньюлэнда уже есть какие-нибудь планы на завтра, вы с Мэй вполне могли бы покататься на пони. Возьмите новое коричневое седло!»
Для семьи Велландов было принципиально, чтобы каждый ее член имел какие-нибудь «планы» на следующий день, и чтобы каждый его час был расписан. Возможность просто «убить время», которой не преминул бы воспользоваться любой меланхолик (в особенности, если ему и дела не было до виста и светской болтовни), полностью ею отвергалась; пустая трата времени вызвала в миссис Велланд такое же отвращение, какое вызывает список безработных у филантропа.
Другой принцип Велландов заключался в том, что они старались, по возможности, не нарушать планов молодоженов. А в данном, экстренном случае на независимость Мэй покушались в связи с острой потребностью мистера Велланда осуществить привычный выезд и отсутствием свободного времени у миссис Велланд.
«Конечно, я поеду с папой, а Ньюлэнд найдет, чем себя занять», — произнесла Мэй тоном, не оставлявшим ее мужу никакого права выбора. Миссис Велланд особенно угнетало отсутствие инициативы у своего зятя. У него никогда не было определенных планов на день грядущий.
Уже несколько раз за те две недели, пока Ньюлэнд жил под крышей их дома, он отвечал на ее вопросы о том, как он собирается провести свой день и какие у него планы весьма философски.
«Если я не буду думать о том, как провести мой день, возможно, он не проведет меня,» — говорил он; а однажды, когда миссис Велланд и Мэй отправились с визитами к своим соседям, он ушел на берег и пролежал там несколько часов под скалой, о чем откровенно признался им обеим после того, как все снова собрались дома.
«Ньюлэнд никогда ничего не планирует заранее», — отважилась как-то миссис Велланд пожаловаться своей дочери; а та ответила ей просто:
«Ты права! Но это не имеет значения, потому что когда ему нечем себя занять, он открывает книгу и читает».
«Совсем как его отец!» — молвила миссис Велланд и на этом разговор о праздности Ньюлэнда был прекращен, ибо стало ясно, что это у него — наследственность.
И тем не менее, Мэй беспокоила мысль о том, чем Ньюлэнд займет себя в день приема у Силлертонов, который был уже не за горами. То ей приходило в голову отправить его на теннисный матч к Чиверсам, то попросить у Бьюфорта катер для него на время ее вынужденного отсутствия.
«Я вернусь к шести, дорогой. Ты же знаешь, что папа должен быть дома к этому времени!»
И она не успокоилась до тех пор, пока Ачер не заверил ее, что скучать ему не придется, так как он собирается поездить по округе и присмотреть на конном заводе или какой-нибудь ферме еще одну лошадь для ее кареты. Они уже давно подумывали об этом, и это предложение выглядело настолько уместным, что Мэй торжествующе взглянула на мать, как бы мысленно говоря ей: «Вот видишь, он планирует свое время ничуть не хуже, чем любой из нас!»
Идея «поездить по округе» в поисках лошади для кареты пришла Ачеру в голову в тот самый день, когда впервые зашла речь о приглашении Эмерсона Силлертона и его супруги; но молодой человек никому не рассказывал заранее о своем плане, словно хотел совершить нечто запретное, от чего его могли отговорить. Однако, он уже успел обо всем позаботиться, и подготовил к выезду старые дрожки, которые все еще были в отличном состоянии и позволяли развивать скороcть около восемнадцати миль в час по хорошим дорогам.
В два часа, покончив с ланчем, он вскочил в легкий экипаж и отправился в путь.
День выдался погожий. Морской бриз гнал с севера белые пушистые облачка, между которыми виднелось ультрамариновое небо. Внизу мерно катило свои волны темно-синее море. Беливью-авеню в это время дня пустовало. Высадив молодого кучера на углу Милл-стрит, Ачер повернул на Олдбич-роуд и проехал по Истман-бич.
Его охватила беспричинная радость как когда-то, перед началом школьных каникул, когда он срывался с уроков и мчался в неизвестное. Пустив лошадей рысью, он намеревался добраться до конного завода в Парадайз-Роке к трем часам. И тогда, если бы ему удалось достаточно быстро отыскать подходящую лошадь и попробовать ее в деле, у него в запасе осталось бы еще целых четыре «золотых» часа!
Когда ему стало известно, что Силлертоны устраивают «пати», в его голове промелькнула мысль о том, что маркиза Мэнсон, разумеется, не пропустит это событие и отправится на прием вместе с дамами Блэнкер, а графиня Оленская, скорее всего, соберется навестить бабушку. Во всяком случае, на ферме у Блэнкеров вряд ли кто-нибудь будет, и он сможет удовлетворить свое любопытство и все там осмотреть. Он поехал туда вовсе не за тем, чтобы повидаться еще раз с графиней Оленской (молодой человек даже не был уверен, что ему этого хочется!). Но он все вспоминал одинокую фигуру, стоявшую в беседке у воды, и ему безотчетно хотелось увидеть дом, в котором она живет, и представить ее себе снова — в домашней обстановке. Это наваждение длилось денно и нощно и не отступало, как навязчивая идея безнадежно больного, умоляющего принести ему любимые лакомства, чей вкус он давно забыл.
Он и не помышлял о том, к чему может привести этот его порыв, так как не ожидал, что может застать мадам Оленскую дома, услышать ее голос, заговорить с ней. Просто Ачер думал, что если ему удастся увидеть землю, по которой ступают ее маленькие ножки, море, омывающее эту землю и небо над домом, в котором она живет, — остальная часть мира перестанет казаться ему пустыней.
По прибытии на конный завод, едва взглянув на лошадь, выставленную на продажу, Ачер понял, что она им не подойдет. Тем не менее, он не спеша осмотрел ее, чтобы доказать самому себе, что торопиться ему некуда. Но в три часа он уже снова сидел в дрожках. Натянув поводья, Ачер направил рысаков в сторону проселочной дороги, ведущей в Портсмоут. Ветер стих, и легкая дымка на горизонте свидетельствовала о том, что к моменту начала отлива на Саконнет ляжет туман. Но все окрестные поля и леса были залиты золотым светом.
Он миновал последние домики с серыми крышами, приютившиеся в садах, последние стога сена на полях, дубравы, и последние белокаменные колокольни, устремленные в небесную высь.
Проехав дальше, Ачер остановился на сенокосном поле, чтобы узнать дорогу. Один из работавших на нем крестьян указал ему путь, и он свернул на дорожку, по обочинам которой росли кусты ежевики и жасмина. Она выходила к речке, серебрившейся вдали. С левой стороны, среди дубов и кленов, стоял
