должен был ответить иначе: что я посланник мира и любви или что-нибудь в этом роде».
«Иными словами, вы — посланник графа Оленского?»
Ачер увидел, как покраснели желтоватые щеки месье Ривьера:
«Но не к вам, месье! Если бы я прибыл к вам, то с миссией иного рода».
«Но в данном случае у вас нет никакого права, — возразил Ачер. — Вы посланник, вот и исполняйте свою миссию».
«Моя миссия здесь окончена. Во всяком случае, судя по реакции графини Оленской, мне тут больше делать нечего».
«Ничем не могу помочь», — все так же иронично сказал Ачер.
«Нет, вы, как раз, можете помочь,» — месье Ривьер сделал паузу, повертел шляпу в руках, на которых были надеты перчатки и, взглянув на морщинки, образовавшиеся на них, снова посмотрел Ачеру в лицо.
«Я убежден, месье, что вы можете помочь, — повторил он, — переговорить также с ее семьей, чтобы они поняли, что иного пути у нее нет!»
Ачер резко отодвинул стул и поднялся.
«С чего бы это?» — воскликнул он. Молодой человек стоял, засунув руки в карманы, гневно глядя на месье Ривьера, чье лицо (несмотря на то, что голова маленького француза была высоко поднята) находилось на уровне бровей Ачера.
«Какого дьявола вы подумали, — взорвался Ачер, — что если у меня особое отношение к мадам Оленской, то я имею какое-то влияние на ее семью?»
Месье Ривьер изменился в лице, но ничего не ответил. Взгляд его вначале стал робким, а потом и вовсе растерянным. Для находчивого молодого человека это состояние было не вполне обычным. Казалось, Ачер обезоружил его и вывел из равновесия.
«О, месье…», — пролепетал он, наконец.
«Не представляю, — продолжал Ачер, — почему вы пришли именно ко мне, ведь у графини столько других защитников! К тому же, как вы осмелились думать, что я разделяю точку зрения, которую вам навязали?»
Месье Ривьер воспринял этот новый выпад, как должное и сказал терпеливо:
«У меня есть своя точка зрения на этот вопрос, месье, и мои аргументы отличаются от тех, с которыми меня сюда прислали».
«Тогда мне тем более нет нужды ее выслушивать».
Месье Ривьер снова уставился на свою шляпу, словно пытаясь понять, не являются ли эти слова прямым намеком на то, что ему пора откланяться. И вдруг он заговорил решительно:
«Месье, можно вас спросить? Вы позволите мне ответить на ваши вопросы, или вы считаете это дело закрытым?»
Его мягкая настойчивость успешно погасила вспышку гнева Ачера. Здесь месье Ривьер одержал победу: Ачер слегка покраснел и упал на свой стул, жестом приглашая своего гостя садиться.
«Прошу прощения, — сказал он сдержанно, — но разве это дело не закрыто?»
Месье Ривьер страдальчески взглянул на него.
«Вероятно, вы согласитесь с остальными членами семьи графини Оленской, что новые предложения, с которыми я прибыл от графа таковы, что их трудно не принять».
«О, боже!» — воскликнул Ачер, а месье Ривьер утвердительно кивнул.
«Прежде, чем повидаться с ней, я виделся — по просьбе графа Оленского — с мистером Ловеллом Минготом. Мы с ним встретились несколько раз перед моим отъездом в Бостон. Насколько я понял, он выражает мнение своей матери по этому поводу. Нам известно, каким влиянием она пользуется внутри своей семьи».
Ачер слушал молча. У него было такое ощущение, будто он висит над пропастью, уцепившись за краешек обрыва. Молодой человек впервые узнал о том, что за его спиной велись эти переговоры, и этот факт поразил его даже больше, чем заявления, сделанные месье Ривьером. Из всего этого следовало, что члены семьи мадам Оленской не стали посвящать его в решение этого вопроса потому, что инстинкт безошибочно подсказывал им, что он больше не на их стороне. Молодой человек вспомнил то замечание, которое обронила Мэй, когда они возвращались домой после состязаний по стрельбе:
«В конце концов, может, с мужем ей было бы лучше», — сказала она тогда, на что он отреагировал негодующим возгласом. Не после этого ли случая его жена вообще перестала упоминать имя мадам Оленской в его присутствии? Что, если ее небрежно брошенное замечание было своего рода соломинкой, которую использовали специально, чтобы посмотреть, куда ветер дует? О результате эксперимента было доложено всей семье, после чего он попал в «черный список», и его тактично удалили с семейных советов. Его поразила дисциплина, существовавшая внутри клана Минготов. Им даже удалось склонить Мэй к тому, чтобы произвести разведку. Но Ачер догадывался, что она, ни за что не пошла бы на это, если бы внутренне этому противилась. Но вполне возможно, что она разделяла общую точку зрения относительно того, что мадам Оленской лучше было бы оставаться несчастливой в браке, чем жить одной, и что Ньюлэнда, который отчего-то воспротивился «естественному ходу событий», вовсе не обязательно посвящать в их стратегию.
Ачер встретил озабоченный взгляд месье Ривьера.
«Вам известно, месье (хотя вполне вероятно, что вам об этом не сообщили!), что ее семья сомневается, что вправе давать графине советы относительно того, как ей следует поступить в свете новых предложений графа».
«Тех предложений, с которыми вы прибыли?»
«Тех предложений, с которыми я прибыл».
С языка Ачера чуть было не сорвалось, что он не обязан докладывать посторонним о том, что он знает и чего не знает. Но взгляд месье Ривьера был, на сей раз таким смелым и решительным, что молодой человек ответил вопросом на вопрос.
«Ну и чего ради, вы говорите мне об этом?» — спросил он.
Ответа не пришлось долго ждать. Месье Ривьер сказал:
«Чтобы пробудить в вас сострадание, месье, и не допустить ее возвращения. Умоляю вас, вступитесь за нее!» — воскликнул месье Ривьер.
Ачер с удивлением воззрился на него. Не приходилось сомневаться в искренности слов месье Ривьера и его убежденности. По всей вероятности он решил, что графиня должна сама сделать выбор и не следует на нее давить, но ему необходимо было с кем-то поделиться своими соображениями. Для этой цели лучше всего подходил Ачер.
«Позвольте мне вас спросить, — сказал, наконец, молодой человек, — Вы и графине Оленской говорили то же, что и мне?» Месье Ривьер покраснел, но не отвел глаз:
«Нет, месье. Я добровольно выбрал эту миссию. По правде говоря, я и в самом деле полагал — по причинам, которые вам знать ни к чему, — что мадам Оленской лучше вернуться к своему мужу, чтобы реабилитировать себя в глазах членов общества. Граф гарантировал, что обеспечит ее будущее и социальное положение».
«Иными словами, вы и сами не рады теперь, что согласились стать посланником графа?»
«Я вообще не должен был соглашаться».
«Ну, и?…» — Ачер снова сделал паузу, и их глаза встретились в напряженном молчании.
«Но, месье, после того, как я встретился с ней и выслушал ее, мне стало ясно, что ей следует оставаться здесь».
«Неужели?»
«О, месье Ачер, я выполнил свою миссию до конца: изложил все аргументы в пользу предложения графа, — беспристрастно изложил, без каких бы то ни было комментариев с моей стороны. Графиня, надо отдать ей должное, выслушала меня до конца, не перебивая. Она была столь любезна, что согласилась увидеться со мною дважды. И я смог выдвинуть перед ней новые предложения графа. Но именно во время этих двух разговоров с ней, моя точка зрения коренным образом переменилась. Эта ситуация предстала передо мной совершенно в ином свете».
«Можно узнать, в чем причина таких глубоких перемен?»
