Я сказала, что буду рада видеть семью Бастидов и что с их стороны очень мило пригласить меня.
— Мы действуем из корыстных убеждений, мадемуазель.
Он быстро наклонился ко мне и тронул за руку. Я не придала значения его порывистости, приняв ее за свойственную французам галантность.
— Не стану рассказывать вам о том, как мы обычно встречаем Рождество, — засмеялся он. — Пусть это будет для вас сюрпризом.
Когда мы приехали на сен-вальенские виноградники, меня представили господину Дюрану, управляющему. Его жена принесла вино и печенье. Печенье показалось мне очень вкусным, а Жан-Пьер и господин Дюран принялись обсуждать качество вина. Предоставив меня жене, господин Дюран завел с Жан-Пьером разговор о делах.
Госпожа Дюран многое обо мне знала. Очевидно, замок был главной темой местных сплетен. Что я думаю о замке, о графе? Я отвечала осторожно, и она, решив, что из меня не вытянешь ничего нового, заговорила о своих заботах, о том, как она беспокоится о господине Дюране, потому что он слишком стар для такой изнурительной работы.
— Все заботы, да заботы! После бедствия, которое случилось десять лет назад, в Сен-Вальене не было ничего хорошего, но господин Жан-Пьер — кудесник, и вино Гайара возрождается. Думаю, Его Светлость скоро позволит моему мужу уйти на покой.
— Он должен ждать разрешения Его Светлости?
— Конечно. Его Светлость подарит ему домик. Как я мечтаю хоть немного отдохнуть! Заведу несколько кур и корову… или, может быть, две. И для мужа так будет лучше. Старику это не по силам. Он уже не молод, чтобы управляться с таким хозяйством. Одному Богу известно, побьет ли морозом виноградники? А в дождливое лето всегда много вредителей. Хотя самое худшее — весенние заморозки. Погожий день и вдруг — мороз! Подкрадется, как ночной вор, не оставит нам ни одной виноградины. А если мало солнца, виноград будет кислым. Такая жизнь — для молодых… для таких, как господин Жан-Пьер.
— Надеюсь, вы скоро отдохнете.
— Все в руках Господа нашего, мадемуазель.
— Или Его Светлости, — заметила я.
Она развела руками, словно говоря, что это одно и то же.
Через некоторое время Жан-Пьер вернулся, и мы уехали из Сен-Вальена. По дороге заговорили о Дюранах, и он сказал, что бедному старику уже давно пора на покой.
— Он и вправду должен ждать решения графа?
— Да, — ответил Жан-Пьер. — Здесь все зависит от Его Светлости.
— Вас это возмущает?
— Считается, что время деспотов кончилось.
— Вы можете уехать, он не сможет вам помешать.
— Оставить дом?
— Если вы так ненавидите графа…
— Я произвожу такое впечатление?
— Когда вы говорите о нем, ваш голос становится жестким, и в глазах появляется что-то…
— Это все равно. Я гордый человек. Может быть, слишком гордый. Но эта земля — мой дом, так же, как и его. Моя семья жила здесь веками. Его тоже. Единственная разница в том, что они жили в замке, а мы выросли при замке, но это и наш дом тоже.
— Понимаю.
— Если я не люблю графа, то это, скорее, по традиции. Что для него значит эта земля? Он здесь едва появляется. Предпочитает свой парижский особняк. А нас он не замечает. Мы не достойны его светлейшего внимания. Но он никогда не выживет меня из моего собственного дома. Я работаю на него, потому что это мой долг, но стараюсь не видеть его и не думать о нем. Вы будете чувствовать то же самое, если уже не чувствуете.
Вдруг он запел. У него был приятный тенор, голос дрожал от волнения. Песня была старая — из тех, что французские крестьяне некогда сочиняли о своих господах.
Замолчав, он выжидательно посмотрел на меня.
— Мне нравится, — сказала я.
— Я рад, мне тоже.
Он посмотрел на меня так пристально, что я не выдержала и пришпорила лошадь. Боном пустился галопом. Жан-Пьер поскакал за мной, и вскоре мы вернулись в Гайар.
Когда мы проезжали по виноградникам, я увидела графа. Он ехал со стороны дома Бастидов. Заметив нас, он поприветствовал меня кивком головы.
— Вы хотели меня видеть, Ваша Светлость? — спросил Жан-Пьер.
— В следующий раз, — ответил граф и ускакал.
— Вы должны были быть на месте? — спросила я.
— Нет. Он знал, что я в Сен-Вальене. Я ездил по его поручению.
Я не знала, что и подумать, но когда мы проезжали мимо хозяйственного двора, из конторы вышла Габриелла. Ее щеки горели румянцем, и она выглядела очень хорошенькой.
— Габриелла! — позвал Жан-Пьер. — У нас мадемуазель Лосон.
Она улыбнулась, но, как мне показалось, с каким-то отсутствующим видом.
— Заезжал граф, я видел, — уже другим тоном сказал Жан-Пьер. — Что ему надо?
— Он проверил несколько цифр… и все. Он зайдет в другой раз, чтобы поговорить с тобой.
Жан-Пьер нахмурился.
Госпожа Бастид приняла меня, как всегда, радушно, но, за время пребывания у них, я не могла не заметить, как рассеянна Габриелла и как подавлен Жан-Пьер.
На следующее утро в галерею заглянул граф.
— Как продвигается работа? — спросил он.
— Полагаю, удовлетворительно.
Усмехнувшись, он посмотрел на картину, над которой я работала. Указав на хрупкий обесцвеченный верхний слой, я сказала, что картина покоробилась из-за лака.
— Наверное, вы правы, сказал он равнодушно. — Я очень рад, что вы не все время проводите за работой.
Я подумала, что он намекает на мою вчерашнюю верховую прогулку, и запальчиво возразила:
— Отец всегда говорил, что работать после обеда неблагоразумно. Реставрация требует полной сосредоточенности, а проработав все утро, теряешь живость восприятия.
— Вчера вы выглядели на удивление живо.
— Живо? — переспросила я в замешательстве.
— По крайней мере, по вашему виду нельзя было сказать, что вы скучаете. Видимо, за пределами замка достопримечательностей не меньше, чем внутри.
— Вы имеете в виду верховую езду? Но вы сказали, что я могу пользоваться конюшней по возможности.
— Счастлив, что вы изыскали такую возможность. И друзей, с которыми можно разделить удовольствие.
Я застыла. Конечно, ему была не по душе моя дружба с Жан-Пьером.
— Очень любезно с вашей стороны интересоваться тем, как я провожу свободное время.
— Знаете, я стал очень интересоваться… картинами.
Мы как раз обходили галерею, разглядывая полотна, но я подозревала, что он это делает без особого внимания, и поэтому решила, что его замечание относится к моим прогулкам: он противится им не из-за Жан-Пьера, а из-за того, что я могла бы больше времени посвятить работе. Эта мысль привела меня в бешенство.
Я выпалила:
— Если вы не удовлетворены скоростью, с которой продвигается работа…
Он резко обернулся, будто радуясь возможности посмеяться надо мной.