разведывательных групп.
* * *
Обойдя партизанские отряды, рассказав людям, давно оторванным от Большой земли, правду о положении на фронтах, познакомившись с бойцами и командирами, я в самых общих словах поведал Бринскому об истинной цели моего появления на Выгоновском озере.
[97]
Мне кажется, Антон Петрович прекрасно понял, чем предстоит заниматься.
Во всяком случае, он задумчиво сказал:
— Место у нас выгодное, верно... Хоть железнодорожные магистрали взять. Да в Барановичах и аэродром имеется.
Магистрали, о которых упомянул Бринский, интересовали наше командование в самую первую очередь. Еще бы! Одна тянулась из Бреста через Барановичи в Минск, вторая из того же Бреста через Пинск и Мозырь — в Гомель.
Барановичи, как уже говорилось, являлись крупнейшим железнодорожным узлом. Отсюда шли гитлеровские эшелоны и на северо-запад, к Ленинграду, и на юго-запад, к Киеву, и на Минск. Иными словами, основной поток немецко-фашистских войск, фашистской техники и грузов устремлялся на фронты именно через Барановичи.
Установить постоянное наблюдение за барановичским железнодорожным узлом, за пересекающими этот город железнодорожными магистралями, насадить в городе своих людей — означало взять под контроль все военные перевозки противника.
Опыт Житковичей, хотя и небогатый, все же подсказывал, что начинать надо опять-таки с подбора партизан для ведения разведки, с выявления среди местных жителей наиболее стойких, преданных и интересных с точки зрения их осведомленности людей.
Должен сказать, что на солидном пространстве вокруг озера Выгоновского, в тамошних лесах и непроходимых болотах держались мелкие партизанские отряды, не имевшие связи с Большой землей и не получавшие оттуда оружия и боеприпасов.
В этих отрядах и группах находились люди, хватившие лиха, пережившие ужасы плена, горевшие неодолимой ненавистью к фашизму.
До них доходили неясные слухи о появлении возле озера Выгоновского каких-то десантников, и людей как магнитом тянуло к нам.
Они присылали связных с просьбой помочь оружием, приходили целыми отрядами с просьбой вооружить, принять под свое командование, послать громить оккупантов.
Принятые в отряд Бринского, послушав рассказы бывалых подрывников, все, как один, начинали рваться на диверсии.
[98]
Мне же нужны были разведчики. И мы вновь искали их, советуясь с Бринским. Искали так же, как на базе у Динькова, присматриваясь, приглядываясь, беседуя.
Так вскоре сколотили мы по образцу пятерок подрывников первую пятерку партизан-разведчиков. В нее вошли Семенюков, Караваев, Голумбиевский, Хрищанович и Иван Белорусе.
Эта-то пятерка и начала «наступление на Барановичи».
* * *
Мы долго думали, как проникнуть в Барановичи.
Город был набит немецкими войсками, полицией, являлся важнейшим железнодорожным узлом, и, надо полагать, гестапо не забыло прочистить Барановичи, насадить в нем свою агентуру, старалось держать жителей под неусыпным надзором.
Поскольку отряду Бринского разведывательных задач до сих пор не ставили, то и попыток разведать Барановичи не делалось.
Знакомых партизанам людей в городе не было.
Как же проникнуть в город? Как нащупать связь с патриотами, которые наверняка были там?
Изучая обстановку, мы обратили внимание на поселок Кривошин. Стоял он километрах в тридцати от Барановичей, партизаны туда изредка заходили и знали, что некоторые жители поселка ездят в город, главным образом для обмена мелкой живности и овощей на различные товары.
Поскольку партизан поблизости от Кривошина не существовало, гитлеровцы не сочли нужным держать в поселке большой гарнизон, ограничились созданием полицейской комендатуры со считанным числом полицейских, остерегавшихся, кстати сказать, проявлять какую-либо прыть.
Расспросив партизан, посещавших Кривошин, мы пытались выяснить, не завели ли они там знакомств.
Увы! Нас ждало разочарование. Партизаны посещали Кривошин всего два-три раза, заходили напиться, попросить керосина, соли и не могли даже назвать фамилии людей, выносивших кружку воды или узелок с солью.
Положение усложнялось.
Я собрал пятерку и стал держать совет.
Решение виделось единственное: идти в Кривошин самим, искать там людей самим. Но мне хотелось, чтобы
[99]
бойцы пришли к такому же решению без подсказки. И товарищи не подкачали. Правда, без особой уверенности, но кто-то из них, уже не помню кто, первым предложил наведаться в город, поглядеть, что там происходит.
— Неплохая мысль, — поддержал я.
Партизаны переглянулись.
— В чем дело, товарищи?
Николай Голумбиевский, почесав в затылке, неуверенно сказал:
— Да как-то странно, товарищ командир. Ну, взять меня... Я же сам кривошинский... Узнают ведь.
— За семью боитесь?
— Да не... Семья уехала. А все ж таки...
— Неясно... Вероятно, вас смущает, как это вдруг мы, партизаны, появимся в поселке?
Пятерка молчала. Встал Караваев:
— Разрешите обратиться, товарищ капитан?
— Пожалуйста.
— Тут не в опасениях дело, товарищ капитан... Но мы вас так поняли, что людей подбирать надо.
— Правильно.
— Тогда вопрос, товарищ капитан... Как же мы — придем к людям, сагитируем и уйдем?.. Ведь немцы прознают, у кого мы были, факт! И сразу возьмут всех. Получится — опять никого не останется... Просим разъяснить.
— Садитесь, товарищ Караваев... Вопрос вы задали естественный. Правильно, при посещении жителей Кривошина нужно соблюдать определенное правило. Кстати, очень простое. Прежде всего никогда не заходить только в те дома, где будут наши люди. Заходить в несколько домов на разных улицах. В том случае, если за нами и станут следить, — не поймут, кто же помогает партизанам, а кто просто оказался у нас по дороге... И еще. Главное. Мы никого поначалу агитировать не станем. Будем присматриваться к людям. С одним поговорим, с другим... А там почувствуете, кто хочет бороться с врагом и не струсит, а кто не больно надежен... Понятно?
— В общих чертах — понятно... — сказал Голумбиевский.
— А чтобы и не в общих чертах понятно было, я сам отправлюсь с вами для начала. Готовьтесь. Завтра навестим Кривошин.
