[100]
Лес подходил к Кривошину почти вплотную. Было известно, что никаких патрулей, застав или контрольно-пропускных пунктов на окраинах поселка не существует, поэтому мы вошли открыто, не таясь и не пряча оружие.
Вероятность столкновения или стычки с полицейскими не пугала. В случае чего мы могли постоять за себя.
Поселок был как поселок: немощеные улочки, палисадники с поздними осенними цветами, потемневшие от времени и непогод избы и домишки.
Только вот ребятишек почти не было видно, а те, что и появлялись вдруг на улице, немедленно исчезали во дворах, едва заметив вооруженных людей.
Да и взрослые сворачивали в проулки или скрывались в первом попавшемся доме, как только видели нас.
Народ так настрадался за время хозяйничанья оккупантов, что не ждал ничего хорошего от тех, кто появлялся с оружием. Ведь родная армия была далеко! С оружием, как правило, появлялись только враги!
Мы вышли на главную улицу поселка. То же безлюдье и та же тишина.
Зашли в один дом, в другой. Там воды попросили напиться, там молочка.
Женщины, услышав чужие шаги, прижимались спиной к печам, отступали к горницам, словно готовились собственным телом прикрыть детишек.
Мужчины смотрели в пол...
Я предупредил бойцов, чтобы везде вытирали ноги, вежливо здоровались и снимали шапки.
Наше поведение успокаивало людей: фашист и полицай шапки не снимут!
Напившись, потолковав о погоде, благодарили за угощение.
Один пацаненок, осмелев, выскочил:
— Дядька! А вы партизаны?
Мать бросилась к нему:
— Я тебе покажу партизан, сволоченок!
— За что же вы так?.. — спросил я женщину. — Мы и верно партизаны, сынок.
* * *
Мы не ждали от первого посещения Кривошина каких-либо серьезных результатов. Не так-то просто с первого раза найти в незнакомом месте человека, которому можно довериться...
[101]
Однако поход в поселок явился для будущих разведчиков какой-то практикой, научил входить в населенный пункт, в чужие дома, вести себя так, чтобы не испугать хозяев, направлять разговор в нужное русло.
Все это может показаться примитивным и наивным. Но если учесть обстановку в тылу врага осенью сорок второго, то даже вылазки в Кривошин были далеко не простым и легким делом. Однако мы продолжали их, чтобы обучить группу самостоятельным действиям и организовать затем разведку Барановичей.
Умение же войти в дом, где живут люди, запуганные расстрелами и виселицами, умение поговорить с этими людьми — занятие отнюдь не из легких...
Здесь, в Кривошине, пятерка из отряда Бринского проходила ту же школу, что Седельников и Кузьменко на хуторе у Матрены. С той разницей, пожалуй, что в Кривошине было потрудней.
Тем не менее посещения поселка, находившегося под контролем немцев, довольно быстро дали хорошие результаты: партизаны осваивались, а жители встречали нас все приветливей.
Вот так, в третий или четвертый приход в Кривошин, встретили нас и в доме Ромуальда Викентьевича Лиходневского, слесаря паровозного депо Барановичи, частенько навещавшего семью, жившую в поселке.
Хозяин дома, мужчина средних лет, при первой встрече весьма немногословный и осторожный, теперь держался почти дружески.
Мы спросили его о здешнем солтысе: не прижимает ли народ, не выслуживается ли перед фашистами?
Лиходневский пожал плечами:
— Назначили его, ну, стало быть, приходится делать то, что велят...
— Делать можно по-разному. С рвением и без оного.
— Само собой. Я и говорю, делает то, что велят.
Темные глаза Ромуальда Викентьевича усмехались. Дескать, ясней ясного говорю, чего же вам еще?
Он принес чугунок картошки, достал буханку хлеба, соль, подсолнечное масло:
— Покушайте, пожалуйста. Чем богаты, как говорится...
— О! Даже масло... Здесь брали или в Барановичах?
— В Барановичах. Здесь с маслом туго.
— А что, хороший в Барановичах рынок?
[102]
— Да как сказать... По нынешним временам, понятно, хороший. И сахар купить можно, и чай. Ну, керосин, конечно.
— Кто же продает?
— И немцы и кое-кто из местных, кто при «новом порядке» торговлишкой занялся.
— На что же покупаете?
— Каждый промышляет, чем может...
— Так сказать, коммерция...
— Э! С волками жить — по-волчьи выть!
Он махнул рукой, присел за стол, стал быстро и ловко очищать картофель.
Пальцы у него были крепкие, с короткими, тупыми ногтями, со следами въевшегося машинного масла.
— А до войны вы, часом, не шофером были?
— Нет. В тех же мастерских при депо работал. Слесарил.
— Зарабатывали, видно, неплохо. Даже библиотеку приобрели.
Лиходневский оглянулся на этажерку, уставленную книжками, усмехнулся:
— Какая уж там библиотека. Так, покупал помаленьку. По технике, ну и художественное... Все хотел полное собрание сочинений Толстого достать и деньги отложил, да тут как раз началось... Теперь не купишь. И не похвалят, поди, за Толстого-то. Русский ведь писатель!
— Ну это время долго не протянется.
— Дай-то бог, как говорится.
— А слышали вы последнюю сводку Совинформбюро?
— Откуда же мне?! Приемники еще в сорок первом отобрали!
— Бои идут в направлении Сталинграда. Гитлеровцы сделали ставку на Сталинград. Рвутся к Волге. Хотят отрезать нас от южных нефтеносных районов, лишить кубанской пшеницы, но потери они несут колоссальные.
— Н-да... — протянул Лиходневский. — И откуда только у них все берется?
— Всю Европу ограбили, все людские резервы соскребли, вот и берется. Но и под Сталинградом их ждет то же, что под Москвой.
Хозяин дома поднял голову:
— А под Москвой-то много они потеряли?
Я рассказал о поражении немецко-фашистских армий
[103]
