под трамвай!
— Папа! Взгляни на меня! Посмотри, каким чудесным я вырос. Взгляни, каким красивым и молодым делает меня вода!
Папа схватил чашку и выпил обжигающую жидкость, чуть поморщившись от боли. Ему нравилось считать себя таким же сильным, как эти быки с бритыми головами и неблагополучным детством, которых он собрал вокруг себя. Ему нравилось думать, что он — человек на все времена, пока эти времена были пыльными и сухими.
— Подожди минутку, Миша, — ответил он. — Я разговариваю по телефону, ясно?
Я ему совсем не нужен. Но тогда почему же ты за мной послал. Папа? Почему прервал мою жизнь? Почему втравил во все это? Зачем обрезал мой khui? У меня тоже есть религия. Папа, только она прославляет то, что реально.
— Спаржа, — сказал Папа в мобильник. — Если она белая, из Германии, то она будет продаваться. Просто делай то, что нужно, на этот раз, или я тебя зае…у!
— Зае…шь, папа? Это не очень-то приличное слово. Знаешь ли, дети имеют уши.
Он отключил мобильник с преувеличенным щелчком — он видел, что так делают в телевизионных шоу. Затем вытер пальцы от колбаски и масла нарядным Любиным шарфиком. Подошел к ванне и встал надо мной, так что я задрожал, ощутив свою наготу перед ним. Не поэтому ли Исаак всегда нагой на картинах, а Аврааму тепло и спокойно в его одеянии?
— Помнишь, как ты меня купал. Папа? — спросил я. — Ты купал меня, пока мне не исполнилось двенадцать. Пока я не стал большим, а, Папа? А потом ты это прекратил. Слишком много работы, сказал ты. Слишком много мыть.
— Я теперь занятой человек, Миша, — сказал Папа. — Времена изменились. Теперь всем нужно работать. Всем, кроме тебя, судя по всему.
— У меня была интернатура по искусству в Нью-Йорке, — напомнил я ему. — И славный «чердак». У меня была Руанна, с которой мы вместе стирали. Почему ты меня похитил, Папа? Зачем убил этого беднягу Роджера Далтри из Оклахомы?
— Прекрасно, — сказал Папа. — Ты хочешь, чтобы я тебя вымыл? Где губка?
Он положил руку мне на шею. Рука была грубая и теплая. От него успокаивающе пахло чесноком. Когда он накрыл руками мои груди, я попытался прочесть у него на лице отвращение, но его глаза были прикрыты. Он приподнял мою грудь и начал тереть под ней губкой. Нужно содержать все щели в чистоте, обычно учил он меня. Он тер все сильнее и сильнее. Потом занялся животом — хватал складку и грубо тер, пока кожа не начинала гореть, потом переходил к следующей.
— Ты все еще любишь меня, Папа? — спросил я.
— Я люблю тебя всегда, — ответил он, продвигаясь вниз.
— Я тоже хочу во что-нибудь верить, Папа, — сказал я. — Так же, как ты верил в Израиль. Я хочу помочь народу сево. Я не глуп. Я знаю, что в них нет ничего хорошего. Но они лучше своих соседей. Я хочу отомстить за смерть Сакхи. Ты будешь любить меня больше, если я сделаю со своей жизнью что-нибудь значительное?
— Ты хочешь кому-нибудь помочь, так помоги своим соплеменникам, — посоветовал Папа, смывая пыль и песок с моих бедер.
— Мистер Нанабрагов говорит, что я должен побеседовать с Израилем. Как мне это сделать, Папа?
— Ты думаешь, Миша, что один человек может изменить мир? — спросил он наконец.
— Да, — ответил я. — Я действительно так думаю. А ты?
Папа снял с себя туфлю. Вынул перочинный нож и несколькими неистовыми движениями отделил подошву, создав основу для детского кораблика из туфли, которые мастерил для меня в детстве. И пустил подошву в воду. Кораблик немного покрутился на волнах, образованных моим дыханием, затем поднял нос к потолку и быстро затонул.
Я оглядел пустую ванную комнату. Теперь в ней было совсем тихо — только жужжал какой-то прибор отеля «Хайатт». Мой папа умер. Алеша-Боб улетел.
Мне нужно было работать.
Глава 31
ВЕЧЕРИНКА «КБР»
В республику пришел август. С юга явился неприятный теплый ветер — должно быть, из Ирана — и превратил город Свани в прямоугольник горячего воздуха. Погода была такая чудовищная, что Тимофею приходилось сопровождать меня в городе и засовывать под мои титьки кубики льда в отчаянной надежде меня охладить. Поскольку я был бельгийцем, то начал понимать, что пришлось перенести моим соотечественникам в Конго короля Леопольда, где не было кондиционеров.
Главным событием светского сезона была вечеринка «Келлог, Браун и Рут» в честь нефтяных месторождений «Шеврон / БП Фига-6». О ней говорили все: белые мужчины у пруда «Хайатта», солдаты- тинейджеры, охранявшие пропускные пункты, молодые девушки, которых нанял Тимофей, чтобы они днем мыли мне щеткой ноги. «КБР» особенно славился своими щедрыми «сумками с подарками», и люди гадали, что они получат на вечеринке на крыше (позвольте мне заскочить немного вперед: это была банка белужьей икры и перламутровая ложка, на которой был выгравирован логотип «Холлибертон»; набор духов из магазина «Парфюмерия 718», включая новый одеколон после бритья; и золотые сережки в форме крошечных нефтяных платформ, которые послужили хорошим подарком для новой пассии Тимофея — одной из горничных отеля «Хайатт»). Вечеринка «КБР», несомненно, была самым важным светским событием в городе, и когда я получил на нее приглашение, то понял: мое дело в шляпе. Если я собирался помочь отцу Наны и ГКВПД в их борьбе за Порядок и Демократию, важно было, чтобы стрелка моего компаса указывала на север, а в Абсурдистане это всегда означало Голли Бертон.
Я слышал, что люди «КБР» отличаются техасской непринужденной и беспечной манерой (штаб- квартира их компании — в Хьюстоне), поэтому надел клетчатые шорты и сандалии, которые постоянно соскальзывали с моих потных ног, как бы я ни затягивал ремешки. У Наны был весьма сексуальный вид в огненных техасских сапогах и тесно облегающей фигуру майке «Хьюстон Астрос» — при виде нее я наконец-то оценил бейсбол.
В день вечеринки «Холлибертон» мы с Наной по-быстрому занялись любовью перед телевизором, настроенным на Си-эн-эн, нежно вымыли друг друга губкой в ароматической ванне, а потом поднялись из моего номера на один этаж — и попали на террасу на крыше.
Нас приветствовал высокий американский солдат в каске и солнечных очках, вооруженный огромным автоматом, — странное зрелище, учитывая, что было объявлено прекращение огня. Второй встречающей гостей была женщина в штатском. Она надела нам на шею благоухающие гирлянды из орхидей и роз, а еще — бейсболку цвета хаки «КБР» мне на голову и широкополую соломенную шляпу «Холлибертон» — Нане, предупредив нас о последствиях палящего солнца.
— А сумки с подарками внутри? — спросила Нана, тревожно вытягивая шею.
Я почуял аромат тысяч американских гамбургеров — некоторые с мясом, другие покрыты восхитительным слоем плавленого сыра. На крыше столпились люди из «Холлибертон» и местные жители со связями. Мужчины Абсурдистана были в своих традиционных шерстяных брюках и коричневых пиджаках, на их женах — золотые ожерелья и янтарные браслеты такой величины, что их вполне можно было надеть на березу. Люди «КБР» делились на два лагеря: британские (главным образом шотландские) служащие в накрахмаленных белых рубашках и отутюженных брюках — и их менее чопорные коллеги из Техаса и Луизианы в гавайских рубашках и черных гольфах. Местные повара, выстроившиеся в линию, подавали пиалы с супом из креветок, от которых шел пар, и суфле из лангустов. Гурманы же осаждали «Сашими компани» города Свани. С крыши отеля открывался великолепный вид — вы как будто сидели в переднем ряду амфитеатра, которым была столица Абсурдистана. Правда, часть горизонта закрывал длинный флаг с надписью: «КЕЛЛОГ, БРАУН ЭНД РУТ + ШЕВРОН / БП = СВЕТ, ЭНЕРГИЯ, ПРОГРЕСС».
