сидели в плену и над ними не капало. Вторые, их было немного, интересовались большевизмом. Число их стало расти после начала мирных переговоров, когда стало ясно, что Россия воевать не будет. Третья хотели воевать. Именно они входили в чехословацкую бригаду. Она выросла в 1-ю Гуситскую стрелковую дивизию. В июле начали формировать вторую дивизию. Следующим логичным шагом было именно формирования корпуса. Не успели.[60] Самое смешное, что эти войска подчинялись… французам!
Положение этих ребят было незавидным. Власти Австро-Венгрии поставили их вне закона. То есть они могли вернуться на Родину не просто после победы Антанты, а в случае, если «лоскутную империю» разнесут на хрен. Теперь они рвались побыстрее свались из России, чтобы продолжать воевать во Франции. Но это было не так просто.
И наконец, имелись и те, кто был готов лезть в разные затеи в надежде вернуть Россию в войну.
Их Ковач осуждал — и, возможно, искренне. Особенно тех, кто ринулся сражаться вместе с украинскими сепаратистами. Я ему об этом, понятно дело, сказал.
— Это авантюра. Она ставит под удар всех остальных.
Сейчас чехословацкие части болтались на Украине. Правительство Чернова просто не знало, что с ними делать.
Что ж, дело обстояло лучше, чем в моем времени. Но надо предупредить Сталина, чтобы он этим занялся. Тем более, что тут он тоже стал наркомом по делам национальностей. Надо их разделять и побыстрее выгонять пинками из страны. И разумеется, не делать таких глупостей как Троцкий, который в моей истории приказал их разоружить по дороге к Тихому океану. Представляете — в стране охваченной бардаком. Разумеется, они поверили французам и белым агитаторам, что большевики собираются их выдать австрийцам.
Итак, к началу ноября 1917 года, хоть история и пошла иным путем, большевики всё же пришли к власти. Я не верил, что удастся обойтись без Гражданской войны. Хотя я надеялся, что в этом варианте она будет не такой страшной. Ведь многих толкнул в стан белых Брестский мир, который однозначно сочли предательством интересов России. А затем уже процесс пошел. Тут Брестский мир хоть и случился, но вышел совсем иным.
Только я опасался, что даже если большевики не совершат тех ошибок, которые совершили тогда, они совершат другие.
Часть 2
Комиссару виднее
Интерлюдия. На Западе всё не так
После того, как большевики пришли к власти, началось шоу под названием «триумфальное шествие Советской власти», которое проходило почти так же, как и той истории. Суть его в том, что по всей стране власть на местах переходила к Советам. Случалось это по-разному. Где-то мирно, где-то пришлось пострелять. Шумнее всего было в Екатеринбурге, где атаман Дутов почему-то новую власть не признал. Но местные красногвардейцы объяснили ему, что он не прав и вышибли его и его сторонников из города. В эту картину не вписывалась лишь Область войска Донского, где заправлял атаман Каледин и куда стягивались те офицеры, которым новая власть сильно не нравилась. Между в мире творились очень забавные вещи…
Если судить по прессе, то после августовского кризиса люди в России перестали интересоваться тем, что происходит в мире. В общем-то, так оно и было. И это психологически объяснимо. Потому что главным мировым событием была война. А мы вырвались из этой чертовщины. Так и пошла она куда подальше.
Но я-то поглядывал на Запад. Потому что слишком хорошо знал про интервенцию, обильную помощь белым и прочие милые вещи, которые нам устроили западники.
И вот я ждал, когда на Западном фронте начнется веселье. А начаться оно должно было по определению. Немцы ведь не дураки, чтобы не попытаться реализовать возникшее численное превосходство. Тем более, что в этой истории оно было значительно больше, чем в той. Ведь тогда 45 дивизий остались на оккупированной территории бывшей Российской империи. А теперь они тоже годились в дело. И ведь им надо было торопиться — пока американцы не начали активно перебрасывать свои части. Пока-то их почти не было.[61]
Как стало известно гораздо позже, немцы даром времени и не теряли. Прибывшие с Восточного фронта части были несколько разболтаны общением с русскими солдатами. К тому же на Западном фронте шла совсем иная война. Так что им вправляли мозги и переучивали.
И вот 11 ноября началось мощное наступление. Из телеграфных сообщений (благо мы имели возможность получать их с обеих сторон) было ясно — нанесен мощный удар из района Камбре. Как стало известно гораздо позже — целями наступления были Аррас и Альбер, а основной задачей — отсечь английские войска от французских. Англов планировалось спихнуть в море, а потом двинуть на Париж, который находился в 150 километрах от места действия. В наступлении участвовало около полумиллиона солдат, среди которых имелось огромное количество штурмовых батальонов. [62]
Вообще-то это до слез напомнило мне случившееся в той истории весеннее наступление 1918 года. Мне довелось в том мире прочесть знаменитую книжку Зайончковского, и другую литературу на тему Первой мировой. А память у меня хоть и похуже, чем у товарища Сталина, но тоже ничего. К тому же, видимо, перенос её несколько стимулировал.
Сходство событий меня не слишком удивило. Обстановка была примерно такой же, только более благоприятной для немцев. А вот дальше дело пошло сосем не так.
Англичане тоже готовили наступление! Как я понял, оно должно было стать знаменитой Битвой при Камбре, где впервые массово применили танки. Кстати, я так и не понял, как хваленая английская разведка прохлопала подготовку немцев к удару. Когда-нибудь узнаю, когда генералы напишут свои мемуары.
Я, конечно, военных академий не кончал, но приходилось читать мнение, что самое страшное — это когда удар приходится по войскам, которые сами готовятся к наступлению. Может, оно и так. По крайней мере гордые бритты крупно влипли. Тех самых танков возле фронта было немного. Англичане свято блюли секретность — и перебрасывали их по ночам малыми порциями. К тому же многие танки были в нерабочем состоянии — они являлись дико ломкими машинами, так что даже после короткого перегона от железной дроги до линии фронта им требовался профилактический ремонт.
Но самое хреновое было даже не в этом. Танкистов учили одной узкой задаче — прорыву линии
