«Не бойся, милая моя, богато, сытно у меня, мясного много в погребах, сегодня ж пир начнем не так! Что у тебя за узелок?» «Рубашки — свадебный залог». «Не нужно больше их чем две! одна тебе, другая мне». С рубашками он узел сгреб и за ограду их — на гроб. «Теперь ты на меня взгляни и изгородь перемахни». «Ты ж был все время впереди, на нашем свадебном пути, Ты шел все время впереди, так первый ты и перейди!» Он хитрости не разгадал, перескочил вдруг через вал; подпрыгнул вверх на пять сажен, вдали мелькнула девы тень, и тотчас след ее простыл, так изо всех помчалась сил... И ей убежище нашлось; того не ждал коварный гость! И вот часовня перед ней с засовом прочным у дверей; она дрожа в нее вошла и двери крепко заперла. Узка в часовне щель окна, лишь месяцем освещена; теснее клетки камни плит, и мертвый посреди лежит. Вдруг шум поднялся за стеной; теней могильных хрип и вой! Скребутся, шаркают вокруг и песню начинают вдруг: «Могиле плоть предать спеши, погиб, кто не сберег души!» И в двери гром и в стены стук; неистовствует страшный друг: «Вставай, мертвец, вставай скорей, засовы отодвинь с дверей!» И мертвый веки подымал, и мертвый очи протирал, и, словно в чувство приходя, взглянул, поднявшись, вкруг себя. «О, святый боже, мне во власть не дай к нечистому попасть! Ты, мертвый, не тревожь покой, да будет вечный мир с тобой!» И мертвый голову склонил и очи мутные закрыл. Но снова грохот, снова стук! Еще сильней бушует друг: «Вставай, мертвец, вставай с одра, открыть часовню нам пора!» И вновь на страшный тот призыв мертвец поднялся полужив, к засовам прочной двери той холодной тянется рукой. «Исусе Спасе, помоги, не дай, чтоб вторгнулись враги! Мертвец, лежи и тих и строг; да будет милостив к нам бог!» И снова мертвый лег, как был в гроб без движения, без сил, И вновь поднялся грохот, стук!
