– У него были ее глаза… – прошептала Мика. – Но как демон мог черпать силы из ее ревности? Ведь кицунэ – не человек!
– Вот потому он и обрел такую мощь… – поморщился Кай.
Мика задумалась, откуда ему столько известно о демонах и их привычках, однако дальше не стала расспрашивать, уверенная, что он способен прочитать безмолвный вопрос в ее глазах.
– Мидзуки никогда бы полностью не превратилась в человека, – пояснил Кай, – но она любила Киру. Говорят, если смертный по-настоящему влюбится в кицунэ и добровольно отдаст ей сердце, то колдунья в ответ способна испытать истинное человеческое чувство… – Он помолчал и добавил: – Наверное, Кира когда-то любил ее.
Мика прикусила губу.
– Раньше я думала, что добровольно отдать сердце – значит вырвать его из груди… – всхлипнула она и прижала руку к своему сердцу, вспомнив жуткий поцелуй колдуньи, притворившейся Каем… – Не понимаю, почему демоны стремятся испытать человеческие чувства?
Кай пожал плечами и устало поднялся с колен.
– Кто знает, – сказал он, отводя взгляд.
Мика задумалась: должно быть, душу колдуньи изувечила скверна, разрушившая невозможное, редкостное чувство – любовь между смертным и демоном. Воистину, Кира уничтожал все, к чему прикасался.
Внезапно она вспомнила, с какой затаенной страстью глядел на нее Кай – а ведь его все тоже называли демоном…
Он склонился к ней и протянул ей руку, помогая подняться. Мика решительно вложила пальцы в его ладонь.
Глава 23
Оиси обошел пустые покои, открывая одну дверь за другой. В череде пустых комнат с одинаковыми раздвижными дверьми невозможно было понять, куда скрылся Кира. Самурай сообразил, что отыскать беглеца и спастись от приближающихся стражников будет невозможно.
Он сомкнул ладонь на рукояти меча. Руку пронзила резкая боль. По лезвию катаны стекала кровь, струящаяся из раны на предплечье. Оиси настолько сосредоточился на преследовании Киры, что забыл о стреле, пронзившей руку во время представления, и прежде не ощущал боли. Он распутал завязки сценических доспехов, туго обвязал рану, вытер кровь с клинка и вложил его в ножны. «Что ж, капли моей крови помогут мне выбраться из лабиринта…» – подумал самурай и вспомнил, что Кира тоже ранен кинжалом Мики. Значит, беглеца можно отыскать по оставленному им кровавому следу.
По каплям крови Оиси вернулся к самой первой двери в лабиринт и присел на корточки, вглядываясь в циновки. На татами у самого входа самурай заметил крошечное алое пятно и коснулся его пальцем – свежая кровь Киры.
Он внимательно осмотрел пол и, переходя от одной капли к другой, двинулся по следу к очередной двери и снова попал в пустую комнату. Здесь кровавый след прервался – наверное, Кира решил, что находится в относительной безопасности, и остановился перевязать рану. Похоже, он спрятался где-то неподалеку. Оиси обнажил меч и бесшумно двинулся вдоль стен комнаты, прислушиваясь к звукам, доносившимся из-за раздвижных панелей.
Самурай прошел половину комнаты, толкнул одну из дверей – и ему в плечо вонзился клинок Киры.
Кай помог Мике подняться и вздрогнул: их накрыла громадная тень.
Исполинский кулак в кожаной перчатке, покрытой стальными пластинами, отбросил Кая на каменные плиты двора.
Великан-самурай не обратил внимания на Мику и направился к Каю, обнажив длинный черный меч-одати, чтобы закончить поединок, начатый год назад в замке Ако.
Кай, оскальзываясь в снегу, вскочил на ноги. Он не верил своим глазам – и в то же время не испытывал особого удивления, зная, что сейчас ему понадобятся все силы, чтобы спасти жизнь. Он обнажил меч.
Воин-демон уцелел после взрыва арсенала. Теперь не осталось ни малейших сомнений в том, что это демон: оружие смертных было бессильно против исчадия зла, защищенного колдовскими силами. Его жуткая маска призрачно светилась: заклятья, наложенные кицунэ, все еще оберегали демона-самурая. Кай отвел глаза.
Черные доспехи скрывали ужасное создание, движимое неведомой силой. Демон явился за Каем по своей воле, не подвластный Мидзуки. Чудовище, зная только смерть и разрушения, намеревалось уничтожить всех и вся. Если Кай погибнет, демона будет некому остановить.
Ода Нобунага, первый из трех великих Объединителей, положивших конец эпохе войн, некогда властвовал над всей Японией, однако отличался такой жестокостью, что его военачальники восстали и убили его. Его называли повелителем-демоном. Считалось, что однажды он вернется и отомстит за свое убийство. Ода был жестоким правителем, с несгибаемой волей и пустой душой.
Япония наверняка переживет правление «собачьего сёгуна», но что, если во главе страны встанет неистребимый сёгун-демон?
На острове Дэдзима Каю пришлось сражаться, чтобы выжить; он не помнил, как долго это продолжалось, не знал, в скольких смертях повинен, забыл, кто он такой… Однако он никогда не жаждал убивать ради убийства, не стремился насладиться клинком, несущим смерть, а молил богов лишь о том, чтобы вернуться в мир, где меч служил орудием защиты, а не нападения.
Боги услышали его молитвы, и теперь ему надлежало отдать кармический долг. Смертоносный клинок, выкованный тэнгу, должен был в руках Кая превратиться в оружие, несущее жизнь: меч демонов против воина-демона.
Но Кай был простым смертным…
«Усвоенное с колыбели помнят до могилы», – вспомнил он наставление владыки демонов. Тэнгу обучили его сражаться, а год, проведенный на острове Дэдзима, отточил воинские навыки. В поединке с исполинским демоном Кай должен победить, иначе будущее станет немыслимым.
Кай, освеженный некой очищающей силой, занес катану, чтобы отразить нападение великана. В замке все еще раздавались звуки сражения между ронинами и стражниками Киры. Кай отогнал тревожные мысли об Оиси и Мике и сосредоточился на предстоящей схватке.
Он погрузился в молчание в центре своего существа, остро ощущая каждое свое движение – и каждое движение противника. Соперники осторожно переступали по обледенелым плитам двора, заваленного осколками светильников. Продолжал валить снег, скрывая предательские полосы льда. Кай потратил силы, ступив на Путь демонов в схватке со змеем-ёкай. Раны, царапины и ссадины на теле кровоточили и болели. Человеческим силам есть предел…
Кай вспомнил воинское искусство исполина, рассчитал, как защититься от превосходящей мощи противника, но совершенно не представлял, насколько тому хватит сил.
Соперники молча кружили по двору. Внезапно демон-самурай полоснул мечом. Кай отразил удар и скользнул под руку великана. Черный одати со звоном ударил о камень.
Кай крутанулся на льду и рубанул своей катаной, но клинок демона, высекая искры из стали, проскрежетал по лезвию и едва не снес голову полукровке. Похоже, великан не забыл боевых приемов Кая.
Полукровка забыл о сознательных действиях: его телом теперь двигала почти инстинктивная мышечная память, позволяя ненамного опережать противника. Огромная фигура с длинным черным мечом превратилась в размытое пятно посреди обломков колонн и осколков светильников.
Кай наносил и отражал удары, подпрыгивал, скользил и уворачивался от нападения, отвлекая внимание противника и прикрываясь обломками, усеивающими двор. Соперники двигались, словно в хаосе урагана, слившись воедино. Сыпались искры, звенели клинки, отражая могучие удары, способные сокрушить кости. Впрочем, ни один из соперников не поразил свою цель.
Полукровка задыхался – легким не хватало воздуха, мышцы горели от напряжения. Он ушел от удара и отступил. Желтые глаза за маской исполинского воина пылали нечеловеческим огнем.
Противник теснил Кая, не давая тому передышки. Полукровка отпрыгнул от очередного удара, кувыркнулся в воздухе и с трудом увернулся от длинного тяжелого клинка, что грозил рассечь его надвое. Оттолкнувшись от колонны, нырнул под руку соперника и, полоснув катаной по черным доспехам, возбужденно вскрикнул: клинок тэнгу не сломался и с легкостью пробил металлические щитки. Из раны хлынула вязкая слизь.
Великан недоуменно посмотрел на рану и перевел взгляд на меч Кая. В глазах демона молнией сверкнуло раздраженное удивление, и он неумолимо двинулся на полукровку, высоко занеся черный одати над головой.
Оиси, вскрикнув от боли и неожиданности, рассек мечом раздвижную панель в стене и ринулся в соседние покои. Киры там не было. Лабиринт дверей и пустых комнат казался бесконечным. Самурай вложил клинок в ножны и зажал плечо рукой: из раны потоком хлестала кровь. Оиси внезапно сообразил, что в пылу погони не обращал внимания на изображения, украшавшие стены, и не понимал, был он уже в этих покоях или нет.
Пытаясь приглушить боль в плече, он задышал размеренно, оторвал от актерского одеяния рукав и перевязал глубокую, но не смертельную рану, чтобы от потери крови не упасть в обморок. Потом замер и сосредоточенно прислушался: где-то поблизости скрипнула половица.
Оиси огляделся и заметил, что замысловатый узор бумажных панелей маскировал их полупрозрачность, но не скрывал тени и света. Самурай внимательно осмотрел каждую стену и за одной из раздвижных дверей увидел смутную тень.
Он осторожно обнажил меч, направился к этой двери и нарочно прошел мимо. Сзади раздался легкий скрип. Оиси рубанул клинком наискось, обратным ударом.
Смертоносный меч тэнгу вонзился в плечо Киры. Беглец с криком отшатнулся. Оиси ворвался в соседние покои и оказался лицом к лицу с ненавистным врагом.
Кира, обнажив катану и короткий меч-вакидзаси, приготовился к сражению. Похоже, он внезапно вспомнил, что владеет искусством боя, – теперь, когда его дважды раненный противник терял силы.
Оиси неумолимо двинулся на Киру, вспоминая унижения и боль утрат, жестокость и бессмысленную смерть, разбитые жизни и череду предательств. Забыв о чести, о доблести и о благородных требованиях самурайского кодекса бусидо, он горел желанием уничтожить врага. Сражение в замке продолжалось, ронины бились не на жизнь, а на смерть, и Оиси наконец понял, что все люди – в глубине души демоны, лишенные наносного лоска цивилизации.
Внезапно Кира бросился вперед, мастерски разя мечами, но ярость Оиси не знала предела. Самурай блокировал выпад, вышиб вакидзаси из рук Киры и обрушил на противника град ударов. Тот беспомощно оборонялся из последних сил.
